— Рамон, — произнес Рамон, и на мгновение на него накатила волна головокружения от того, что ему пришлось называть своим именем кого-то еще. — Рамон, ты же спас мою задницу от этих демонов. Насколько мне известно, в ночь, когда порезали посла, ты находился в моем доме. До самого утра.
В наступившей тишине Рамон слышал далекие, похожие на колокольный звон голоса стаи хлопышей. Клинок дрогнул, но Рамон не тронулся с места. Тоненькая струйка крови холодила ключицу. Нож прорезал кожу. В темных глазах двойника отразилось недоверчивое замешательство.
— О чем это ты?
— Я перед тобой в долгу, — произнес Рамон, вложив в голос столько искренности, сколько мог, но так, чтобы это не казалось проявлением слабости.
— Так ведь парня убили, — неуверенно возразил двойник.
Рамон пожал плечами. Врать — так с размахом.
— Джонни Джо знаешь? Ну, знаешь, кто это?
— Джонни Джо Карденаса?
— Угу. Знаешь, почему он до сих пор сухим из воды выходил?
— Почему?
— Потому что мы ему позволяли. Думаешь, нам неизвестно, сколько народа он замочил? Дело в том, что он на нас работает.
Двойник откачнулся — на дюйм, не больше. Лезвие больше не касалось шеи Рамона. Теперь шансы составляли примерно шестьдесят на сорок в его пользу. Рамон продолжал говорить. В этом весь фокус: надо, чтобы они продолжали разговор.
Этому противостоянию ни в коем случае нельзя дать вырваться за рамки разговора.
— Джонни Джо — стукач? — спросил двойник. Вид он имел слегка оглушенный.
— Последние шесть лет, — подтвердил Рамон, пытаясь вспомнить, как давно Джонни Джо околачивается в Диеготауне. Названная им цифра, похоже, показалась двойнику правдоподобной. — Сообщал нам обо всем, что происходит. И ни одна собака его не заподозрила, потому что, мать его, кто бы в такое поверил? Он ублюдок. Всем известно, как не терпится губернатору вздернуть его на виселице. Никому и в голову не приходит, что все это фигня, и что он нам каждую субботу звонит с докладом, как примерная гребаная школьница.
— Я не стукач.
— Я этого и не говорил, — заверил его Рамон. — Я вот чего говорю: Сан-Паулу? На Сан-Паулу нет законов. На нем есть копы. Я один из них, и ты мне помог. Что бы там ни произошло в «Эль рей», это сделал кто-то другой. Так что мы в расчете.
— Откуда тебе известно, что я тут ни при чем? Что, если это я сделал?
— Если ты это сделал, придется тебя выдрать как Сидорову козу, — хмыкнул Рамон и ухмыльнулся.
Двойник помедлил немного, потом губы его чуть раздвинулись в ответной улыбке. Лезвие ножа опустилось. Двойник отступил на шаг.
— Нож мой. Я оставлю его у себя. Он мой.
— Хочешь, чтобы он оставался у
— Ну, если ты меня нагребываешь… — выдохнул двойник, оставив угрозу недоговоренной.
— Если уж я начну нагребывать людей, Джонни Джо и другие
— В жопу, — возразил двойник. —
Напряжение, сковывавшее Рамона, немного отпустило. Опасность миновала. Кризис миновал; все, что после него осталось, — так, легкая бравада и выпендреж.
— Шестьдесят на сорок, — сказал он. — И ты никого не убивал. Вообще.
— Не люблю, когда мной вертят, — буркнул тот.
— Как любым другим. Мы ведь копы — не забывай, — напомнил Рамон и улыбнулся. Двойник недоверчиво хохотнул, что напоминало скорее кашель, потом тоже улыбнулся. — Ты не хочешь все-таки уложить эти листья на место, чтобы побыстрее добраться куда-нибудь, где есть водопровод?
— Гребаные копы, — хмыкнул двойник, но на этот раз с иронией.
Черт, да он казался полупьяным от облегчения. И кто бы его в этом упрекнул? Рамон ведь только что, можно сказать, ему грехи отпустил.
Они работали до самых сумерек. Маленький шалаш они почти закончили: настелили пол из листьев и сделали крышу так, чтобы дождевая вода стекала по ней за борт. Если бы Рамон не объявил перерыва, двойник продолжал бы работу и ночью — из принципа, чтобы доказать свою состоятельность.