Бегство от Франка

Я потянулась за дискетой, на которую обычно записываю все, прежде, чем выйду из файла. И беззвучно успокаивала себя: можно все записать с дискеты обратно на твердый диск. Я пошарила рукой за компьютером. Рука нащупала пустоту и легла на купленный в Баварии поднос для пива, на который я обычно ставила стакан с водой. Больше там ничего не было. Я снова встала и начала последовательно перекладывать все, что там лежало, даже те предметы, которые были слишком малы, чтобы дискета могла оказаться под ними. Дискеты нигде не было.

Я несколько раз обошла комнату. На ходу я поправила косо висевшую картину и переложила некоторые вещи, случайно попавшиеся мне на пути. Потом вспомнила, что у меня есть еще одна дискета, в рюкзаке, который я всегда носила с собой. Правда, его не было со мной в последний день работы до того, как Франк… но все-таки…

Я пошла за рюкзаком в спальню. Облегчение от того, что я перехитрила собственную тревогу, было так велико, что я даже засмеялась. Стоило Фриде ненадолго уйти из дому, как я начинала глупо фантазировать обо всем, что могло случиться. Должно быть, она ушла далеко. А сейчас сидит в каком-нибудь кафе на набережной.

Карман рюкзака, в котором у меня обычно лежала дискета и записная книжка, был пуст. Я высыпала на кровать содержимое из всех карманов. Их в рюкзаке было пять. Каждый из них я вытрясла с такой яростью, будто расправлялась с врагом. Мусор, губная помада, билеты, бумажник. Старые банковские квитанции и пастилки для горла. Потроша карманы, я удивлялась, что не делала этого уже много месяцев. Мне такое и в голову не приходило, пока я жила в Осло. Теперь все это было разбросано, сложившись в грустно-веселую мозаику моей жизни. Но здесь не хватало двух главных вещей — дискеты и записной книжки.

Меня зазнобило, и я пошла в ванную, чтобы немного согреться. Может, все это мне только чудится, потому что у меня лихорадка? Я села на крышку унитаза, и всем телом пыталась вобрать в себя тепло подогреваемого пола. Но меня продолжало трясти, словно я держала в руках включенную дрель. В конце концов я поняла, что сижу и жду возвращения Фриды.

Через час ее все еще не было. Я поняла, что небольшой пол ванной не может согреть меня, и прошла в комнату рядом с моей. Дверцы шкафа были распахнуты. Полки были пусты, как в официально убранном жилище должника. Кровать была аккуратно застелена, словно на ней никто никогда не спал. Да, словно я сама и застелила ее. Как будто никакой Фриды здесь никогда и не было!

В голове у меня мелькнули какие-то две неясные мысли. Кожа моя по-прежнему дышала, выделяя свои отходы. Но на деле я была уже мертва. Я больше не существовала. Моя рукопись исчезла!

Постепенно за окном стемнело, а Фриды все не было. Тогда одна из притаившаяся в голове мыслей ударила в набат, и я решила осмотреть гараж. Я не была там с того дня, как спускалась, чтобы забрать свои записки. Теперь мне было интересно взглянуть, на месте ли черная «хонда CR-V», которая могла бы вернуть меня в действительность. Я подкралась к комоду, стоявшему в коридоре, где обычно лежали ключи от машины. Их не было!

В гараже, разумеется, будет темно, там всегда темно. Даже днем. Придется зажечь свет, сказала я себе. Пока он будет гореть, я успею завернуть за бетонную колонну и увижу, на месте ли машина.

Я вышла на площадку. Как раз когда я подошла к лифту, из своей квартиры вышел старик с собакой. Мы остановились, и лай собаки вторгся в то, что еще осталось от моего скукоженного мозга. Неожиданно я предприняла ход, на который способен лишь человек, попавший в безвыходное положение. Все другие линии были отключены от коммутатора. Я наклонилась и взяла собаку на руки. Она сопротивлялась всеми волосками своей пропахшей мочой шерсти. Но я действовала исключительно по наитию я крепко прижимала собаку к себе. Когда она перестала сопротивляться, я громко чмокнула ее в слюнявую морду. Видно, я, никогда не верившая в сказку о лягушке и принце, все-таки хранила искру надежды на то, что чудо произойдет. Ибо теперь, когда все мои ощущения трансформировались в безумие и страх, по-видимому, был так силен, что я почти потеряла рассудок, чудо свершилось. Собака не превратилась в принца, но она перестала лаять! И словно кончилось наконец затмение: покрытые пигментными пятнами губы старика растянулись в улыбке и явили двухрядное сверкающее золотое солнце коронок.

— Gracias! Gracias! — проскрипел он, обнимая меня вместе с собакой. Это был не совсем happy end, но, тем не менее, рука, протянутая в знак мира. Однако положение осложнялось тем, что ни хозяин, ни собака не хотели меня отпускать. Собака обняла меня за шею обеими лапами. И сколько я ни пыталась, я не могла освободиться, она тяжело прилипла ко мне.