Трудно сказать, долго ли мы стояли так, изображая собой сиамскую тройню, но тут в дверях показалась дочь старика. Я редко слышала такой красивый испанский язык. Когда она поняла, что силой оторвать нас друг от друга невозможно, она принесла пакет с лакричными леденцами. В одну секунду собака утратила ко мне всякий интерес. Я была свободна, и все улыбались, будто между нами никогда и не было никакого злобного лая. Дама пригласила меня зайти к ним, но я вежливо, как могла, отказалась и прошла в лифт.
Прежде чем войти в гараж, я сделала все, как рассчитала: остановилась в дверях и зажгла свет. Он ошеломил меня. Гараж был похож на операционный зал для автомобилей. Почти бегом я обогнула колонну, ища черное пятно. Оно было на месте. «Хонда» стояла на своем месте!
Я вернулась к выключателю и дождалась, когда свет погаснет, потом снова включила его и пробежала шестьдесят метров, отделявшие открытую дверь от «Хонды». Мои молитвы были услышаны, хотя не помню, чтобы я молилась. Машина была открыта, и ключи лежали на сиденье! Свет погас. Я села в машину, глубоко вздохнула и откинулась на спинку сиденья.
И тут же чьи-то руки сжали мою шею так сильно, что у меня потемнело в глазах. От хорошо знакомого запаха Фриды все куда-то поплыло. Я никогда не чувствовала угрозы с ее стороны. Или все-таки чувствовала? — успела подумать я.
— Перестань! — с трудом просипела я, сжимая в кулаке ключи от машины.
Она немного ослабила хватку и рыкнула:
— Давай сюда ключи! Ты слишком труслива, чтобы вести такую машину!
Неужели я знала, что рано или поздно это случится? Должно быть, знала. Но не предвидела, что она решится напасть на меня. С сумасшедшими следует говорить очень сдержанно, подумала я. Главное, чтобы у них сложилось впечатление, что ты спокоен и ничего не боишься.
— Верни мне рукопись, тогда я проявлю трусость и отдам тебе ключи, — сказала я.
— Слишком поздно, время ушло, — грубо засмеялась она, почти как когда-то в Берлине, когда дразнила меня.
— Для чего слишком поздно? — учительским тоном спросила я.
— Пока ты спала, я отправила рукопись в издательство по электронной почте. Она закончена. Ты просто этого не поняла и стала варить дальше свою похлебку. Ты даже собиралась оставить Франка в живых.
— Я же говорила тебе, что писатель сам решает, закончена рукопись или нет. Хорошо, я готова обсудить это с тобой, — сказала я, пробуя стряхнуть с себя ее руки.
— А я объясняла тебе, что персонажи романа, обладающие твердым характером, никогда не сдаются! Нынче ночью все закончилось. Книга написана!
— Как ты не понимаешь, что это решать мне, — с напускным спокойствием сказала я.
— Пойми, мы с тобой расстаемся. Все кончено! — прошептала она мне в ухо.
— Неужели наше прощание должно быть таким драматичным? Послушай… ты стерла рукопись с твердого диска и забрала копии. Что за безумный поступок?
— Я стерла рукопись, чтобы ты не испортила нашу книгу. Ты была на пути к этому. Все, о чем мы говорили, ты пыталась исказить или переиначить. Когда Франк умер, ты сразу же решила проигнорировать этот факт и придумать новый конец. Мне это не нравится. Люди постоянно умирают. Нельзя сделать человека бессмертным, только потому что он мужчина. Хочешь сделать из кого-нибудь героя, сделай его из Гюнтера. Но ты, конечно, меня не послушаешься!..
— Ты и в самом деле спятила! — неосторожно воскликнула я.
— Кто из нас двоих спятил, ты могла бы увидеть в зеркале, если бы у нас был свет, — процедила она сквозь зубы.
— Где дискеты?
— Выбросила в мусорный ящик на улице. И его как раз недавно очистили.
— Ты хоть понимаешь, что натворила? Ведь это подлое воровство!
— А ты сама? Считаешь себя ангелом только потому, что призналась Аннунген в своем воровстве?
— Я думала, что мы с тобой заодно. Что мы союзники.
— С писателем, который не понимает собственных персонажей, нельзя сотрудничать. Давай сюда ключи!
— Ни за что!
— Кто все время вел машину так, что не было ни одной аварии? Ты разобьешься на испанских горных дорогах. В некоторых местах они чертовски круты. А ты водишь машину, как только что вылупившаяся вошь, — презрительно засмеялась она.
В этот момент в гараже вспыхнул свет, и я увидела в зеркале заднего обзора лицо Фриды. Да видела ли я ее когда-нибудь по-настоящему? Возможно ли вообще видеть существо, с которым живешь бок о бок? Или человек видит только то, что хочет? Вид у нее был вполне гротескный. Волосы всклокочены. Черты лица искажены и словно смазаны. Обезумевшие, злые глаза. Смотреть на нее было страшно. Все это было слишком серьезно. Я разом забыла о своих педагогических замашках и чувствовала только страх перед Фридой. Наверное, я уже давно боялась ее. Боялась того, на что она способна. Но со страхом пришла и ярость. Она рвалась из меня. Я не знала, на что сама способна в таком состоянии.
— Убирайся из машины. И из моей жизни! — прохрипела я.
— Куда ты от меня денешься, — засмеялась она.