— Этим самым телепаты принудили нас прибегнуть к Минимаксу, — вступил в разговор Мур. — Телепаты, пресекая любую стратегию, вынуждают нас действовать, подчиняясь случаю. Надо, чтобы вы не знали, что станете делать в следующий момент, то есть вы всегда должны действовать вслепую. Проблема в том, чтобы выработать недетерминированную стратегию, которая приведет вас к цели.
— Раньше, — продолжил Веррик, — убийцы искали способ, позволяющий принимать непредсказуемые решения. Это была своеобразная стратегическая игра в убийство. На шахматной доске можно составить большое число комбинаций, предоставляющих массу решений или комбинаций решений. Убийца бросал жребий, читал результат и поступал соответственно разработанному коду. Телепаты не могли знать, какой номер выйдет.
Но и это не всегда срабатывало: убийца следовал тактике Минимакса, но телепаты ведь тоже играли! Их восемьдесят, а убийца — один. Статистически он должен был проиграть, за исключением очень редких случаев. Де Фаллье, например, удалось проникнуть в Директорию. Открывая наугад «Закат и падение Римской империи» Гиббона, он натыкался на правильные решения.
— Выходом, безусловно, является Пеллиг, — сказал Мур. — У нас в арсенале двадцать четыре блестящих ума, между которыми не будет существовать никаких контактов. Каждый из этих мужчин и женщин будет изолирован друг от друга здесь на Фарбене, но соединен с механизмом реализации. Через неравные интервалы времени мы будем подключать к Пеллигу случайным образом выбранный ум кого-либо из операторов, каждый из которых имеет определенную стратегию. Но никто не будет знать, на чей ум мы переключили Пеллига и когда. Поэтому никому не удастся узнать, какая стратегия, какой образ действия будут избраны в момент начала игры. У телепатов не будет возможности узнать, что станет делать Пеллиг в следующую минуту.
Бентли был восхищен безжалостной логикой Мура.
— Неплохо, — сказал он.
— Вот видите, — с гордостью произнес Мур, — телепаты смогут определить траекторию действия Пеллига, но им не удастся рассчитать его скорость. Никто не будет знать, в какой точке этой траектории Пеллиг окажется в заданный момент времени.
8
Квартира Элеоноры Стивенс находилась в квартале для классифицированных Холма Фарбен и состояла из нескольких уютно обставленных комнат.
— Я недавно переехала сюда, — сказала Элеонора Теду.
— А где Мур?
— Вероятно, у себя.
— Я полагал, что вы живете вместе.
— В настоящее время — нет.
Элеонора повернула регулятор прозрачности на одной из стен, и тотчас звезды на ночном небе, огни движущихся автомобилей, очертания Холма бесследно исчезли.
— В настоящее время я одна, — тихо сказала Элеонора. — Грустная ситуация, правда? После Мура у меня был один парень — исследователь из лаборатории, друг Мура; потом, недолго — другой, экономист. Не забывай, я была телепаткой. В большинстве своем мужчины сторонятся нас, и я, в силу этого, никогда не принадлежала никому из Корпуса.
— Теперь это в прошлом.
— О, да. Наверное я испортила себе жизнь. Телепатия никогда не интересовала меня, но у меня не было иного выбора. Кроме того, у меня не было квалификации, с детства меня прочили только в телепаты. Кстати, если Веррик выгонит меня, это конец. Я не смогу вернуться в Корпус, и не смогу преуспеть в Игре.
Она умоляюще посмотрела на Бентли.
— Тед, это ничего, что я независима?
— Не думай об этом.
— Я совершенно одна. Никого рядом. Это жестоко, Тед. Я не могла не последовать за Верриком. Он единственный, с кем рядом я себя чувствую в безопасности. Но он же оградил меня от всех, даже от семьи, — она устало всплеснула руками. — Я не могу быть одна, я боюсь.
— Не надо бояться.
— Я не могу, — всхлипнула Элеонора. — Как тебе удается так жить, Тед? Ведь надо от кого-то зависеть, быть чьим-то протеже. Наш мир холоден, враждебен, он лишен тепла. Знаешь, что произойдет, если ты сорвешься?
— Знаю, — ответил Тед. — Они расправятся со мной.
— Я должна была остаться в Корпусе. Но я ненавидела эту работу. Все время следить, слушать, что происходит в умах других… Казалось, что сама я уже не жила, не являлась самостоятельным индивидом, была только частью общего организма. Я не могла ни любить, ни ненавидеть. Была только работа, и я должна была ее делать вместе с другими типами вроде Вейкмана.
— Ты хочешь быть независимой и одновременно боишься этого.
— Я хочу быть сама собой! Но не одинокой. Я ненавижу просыпаться в одиночестве. Ненавижу возвращаться в пустую квартиру, вести хозяйство только для себя…
— Ты молода, привыкнешь к этому.
— Нет! Я не хочу привыкать.
Элеонора, отбросив назад свою огненную шевелюру, в упор посмотрела на Теда:
— Начиная с шестнадцати лет у меня было много мужчин. Даже не помню сколько. Какое-то время с каждым из них я была рядом, а потом мы начинали раздражать друг друга. Всегда что-то происходило… Это никогда не продолжалось долго…
Бентли, погруженный в собственные мысли, с трудом воспринимал слова Элеоноры.