Бегство талой воды (СИ)

Если мы вернемся и я потеряю тебя, для чего мне нужен буду я сам или хотя бы вот эти руки. Посмотри! Они в дорогах, тропах, буграх, расселинах, руслах, плато, оврагах, как заправский ландшафт на рельефной карте. Ладони - два лика, которые тоже можно обратить к Богу. Вот так. Я встаю на колени, поднимаю свое основное лицо и вот эти два дополнительных. Боже, я знаю, что секира лежит у дерева, что уже скоро, при дверях, но потерпи, не дай погибнуть кроткой моей голубице. Так я скажу, потому что больше своей жизни люблю тебя. Взгляни. Эти мои морщинистые мозолистые лица хранят самостоятельную память о тебе, о твоих волосах, твоей коже, твоих руках, которые (несравненно более маленькие, внимающие, спешащие на доброе) ютились в моих ладонях, как бельчата в дупле корявого, начавшего сохнуть дерева. Что будут значить эти плечи, если мы вернемся и я потеряю тебя? А они тоже помнят и ноют, когда тебя нет рядом, когда ты не можешь обхватить их и, невесомо поглаживая, шептать припавшим ртом лишь им слышные слова. Или ноги, эти конечности, более других частей тела напоминающие механизмы, шатуны, шарнирные пары, перемещающие меня в пространстве (слышал, что в морге к ноге привязывают клеенчатую бирку с фамилией и числом оттопанных за жизнь километров), тоже будут мне не нужны. Я поставлю их, не расшнуровывая ботинок, тяжелых рабочих ботинок, которые когда-то выдали мне в комплекте спецодежды, поставлю их на стул или под стол и забуду про них. Про все забуду. Даже про капризного, вечно недовольного своего понукателя - желудок. Я буду помнить о тебе. Только о тебе. Даю слово. Хотя это ты знаешь и без слова. Я достану вещички из памяти (мой клад "под Зелеными корнями") и буду рассматривать их, подолгу держа в руках. Там у них осталась еще и музыка - невидимо снующее прозрачное насекомое. В ушах оно оставляет подобие паутины, нет, натянутых струн, серебристого невесомого шитья, которое до сих пор отзывается ветру и шепчет сердцу. Но и ради музыки мы не вернемся. Звуки, милая, есть всюду. Особенно здесь, где кончается плоская и безпощадная, как лезвие, власть. Надо только научиться собирать их. Букет из звуков - музыка. Говорят, японцы в совершенстве владеют букетосложением... Вот тропинка, она все круче. Скоро кончится лес, под ноги сунутся камни - стадо черепашек. И дальше пойдут одни только камни до самого перевала и спуска. Подалуй, можно и обернуться, посмотреть напоследок, но лучше этого не делать. Лучше не рисковать. Помнишь, я тебе рассказывал про жену Лота? Взгляд, как провод, может быть проводником смерти. Даже спина, незрячая и недумающая, чувствует напор громоздящихся городских форм, граней, отточенных расстоянием до остроты бритвы. Чувствует и окаменелые аорты труб, которыми сидящий под землей сосет воздух, взамен отрыгивая смрад. Дай мне руку. Вот так. Чтобы я держал тебя покрепче. Если устанешь, я посажу тебя на плечи. Раньше я всегда так делал, когда ты уставала. И тросточка мне не помешает, ею я отбрасываю куски газет с дороги. Они хуже, чем ветки или камни, через те можно просто перешагнуть. Я помню, среди вещичек твоего клада есть ножик. Возможно, я сам тебе его когда-то дал, а потом забыл. Обыкновенный зеленый перочинный ножик с двумя лезвиями. Простой, без всяких дополнительных затей. Не исключено, что именно такой ножик был у меня в детстве. Куда он подевался? Ведь где-то и сейчас находятся наши детские сокровища (ничто в мире не исчезает и не появляется вновь - закон физики): два белых и теплых кремня, из которых при ударе, как из двух маленьких туч, - молния; деревянный солдат по имени Криворотик - последний из отряда деревянных крашеных солдатиков, перетянутых крест-накрест белыми широкими ремнями, в черных высоких киверах,- у него одного была (и остается) скептически-насмешливая улыбка - виновница бессчетных караулов и нарядов вне очереди; футбольный многозвучный свисток. Его свист, бывало, без усилия собирал мальчишек улицы; железный сундучок - банка из-под чая - с горстью цветных стекол, которые, если вглядеться, чистейшей воды алмазы и самоцветы; ржавый настоящий револьвер с дыркой в рукоятке (дырка образовалась взамен съеденной землей и временем деревяшки); свечной огарок для пещеры (это ты научил, Том); кусочек металлически блестевшей породы с желтыми вкраплениями - метеорит? часть золотоносной жилы? плод таинственных алхимических опытов? Все хотел спросить надежного и знающего взрослого, но не встретил такого. Брошка, которую ОНА обронила в классе и которую я украдкой подобрал; увеличительное стекло размером с блюдце (рожденная им ослепительная точка заставляет дымится даже металл); и, наконец, ножичек, который я затачивал узким округлым, как серый шершавый палец, камнем до острия мысли, до блеска утреннего луча, когда тот, пробившись сквозь цветы на окнах, зажигает на обоях от века знакомый всем детям призыв: эй! вставай, давно пора на улицу!.. О, удивительные вещи творятся на свете! Скамейка! И сюда добрались люди! Были недавно. Об этом говорит и краска. Видишь? Скамейка недавно окрашена. Присядем, переведем дух. Раньше бы я и не заметил такого пустяка - дороги от города до скамейки. А теперь двигаться все тяжелее. По ночам, когда я с трудом засыпаю, мне в жилы закачивают ртуть. Слышу, а проснуться не могу. Они насылают какой-то дурман. Им прекрасно удается колдовско, давно заметил. Потому-то мне и страшно ходить по асфальту. Под ним встречаются пустоты. И люди, в которых ртути накапливается много, проваливаются. Ты разве никогда не замечала такие провалы в асфальте? Правда, их тут же спешат заделать. Ремонтная бригада тут как тут: загородка, треугольник "земляные работы", знак объезда. Через четверть часа - свежая заплата. Как ни в чем ни бывало. Только держится какое-то время на этом месте запах серы и ацетона. Пропал человек - и никто не заметил. Сейчас по городам пропадает ужасно много людей. Без вести пропавшие. Какое счастье, что мы уже не там. Вот уже и сердце успокаивается. Куда бежишь, нетерпеливое? Куда стрекочешь? Приостановись! Присядь с нами. А то развяжется или прохудится твой атласный мешочек, выбежит капелька жизни, и тогда я стану таким же неспособным на зло и добро, как скамейка. В здешнем климате ртуть постепенно выйдет из крови. Если ее, ртуть, специально не добавлять, она обязательно выйдет. Это летучее вещество, хоть и тяжелое. Ты не забыла заветное место? Где лежит вывернутое дерево? (Рис. 7) Должно быть, неподалеку. Если рассуждать здраво, то это место должно быть где-то рядом со скамейкой. Дерево не могло упасть в диком и недоступном месте. До него тогда невозможно было бы добраться. Особенно девочке. Слышишь далекий крик? Это вползает в город удав. Он вползает по рельсам и притворяется поездом. Безумец, когда-то я любил путешествовать в его чреве и глазел по сторонам сквозь прозрачности кожи. Много людей задавил он круглыми лапами - рудиментами драконьих конечностей. Чтобы не слышать его крика, надо идти. Уже немного осталось. До горизонта. Дойдем, не сомневайся. Это род голубого атласа, проштопанного к краю земли. Если ты проголодалась, у меня полный карман барбарисок. Хочешь?