Бегство (Ветка Палестины - 3)

- "СовкИ..." Ты не слыхал такого слова?.. Да, ты ж прямо из тюряги! Я раньше тоже не знал. Из Москвы привез. Кто на московской стройке ишачит? Деревня, вербованные. Голытьба или "лимитА", окрестили их москвичи. "Совок" - белы ручки - на стройку не пойдет. Только под кнутом. Это - беда. Можем и споткнуться... Господи, где еще так презирают физическую работу, как в "рабочем" государстве?! Арик Шарон в корень смотрел: "совок" сохранять свою личность на стройку не пойдет, ты еще намаешься с ними, ой-ой! - Обняв Сашу за плечи, повел к машине. Заметил, будто о самом обыденном, что будет строить для бездомных олим их "Ковчег завета". Решился на это вот почему. Шарон установил "бонус" - премию кабланам, которые выстроят дом для олим за семь месяцев. "Бонус" весомый - пятнадцать тысяч долларов за каждую квартиру.

- Ныне в министерстве все уточнил, взглянул на свои банковские счета, понял, выживу и по вашей бедняцкой раскладке. Материалы по себестоимости. "Совки" - твои. Ты от них никуда не денешься. Мне - дулю под нос. С меня хватит шароновского "бонуса". Это, конечно, вдвое-втрое меньше обычного дохода каблана, но олимовский "Ковчег" вытяну. На той неделе начнем.

Саша не удержался, вскричал: - Дов, я тебя люблю! - И полез обниматься. Дов легонько оттолкнул его.

- Что я тебе, Софочка, что ли? Целоваться... - Не мог понять, почему Саша сразу перестал радоваться и всю дорогу до Тель-Авива молчал, отвечая на вопросы невпопад и не сразу.

В серое холодное утро, когда прибыли от Дова два экскаватора и огромная, как дом, бетономешалка и потек ручейком раствор, амутяне, привезенные Эли, разом крикнули "Ура!". Их ура было жидким. Саша оглядел очкастых амутян и понял, что с таким количеством рабочих рук за семь месяцев они дома не вытянут. И тогда - прощай шароновский "бонус". Дов уйдет. Он не самоубийца. Где же Эли, черт возьми! Когда он нужен, как воздух... Каждого приезжавшего спрашивал об Эли, - не видел? И только на другой день узнали, что у Эли беда, он отвозил в больницу Галию. Так потребовал профессор Аврамий Шор.

Отстранив рукой культуристов-санитаров, Аврамий вывел Галию из гостиницы к машине с красным магендовидом. Вроде бы не собирался отправляться, с ней ехал Эли. Но внезапно, махнув рукой, забрался в карету, вслед за Галией и Эли. К вечеру Эли сообщили, что анализ крови хороший и что произошло с его женой - понять трудно. А через неделю в гостинице "Sunton" появился человек лет сорока в новеньком, с иголочки, костюме-тройке в желтую клетку. Устало опустив на пол кожаный саквояж, спросил у дежурной по отелю, как пройти к Элиезеррр Герасимофф.

Старики, не вылезавшие из вестибюля, всполошились. Решили, снова корреспондент из Америки. Оповещая всех знакомых и с каждым этажом разбухая, толпа ринулось на седьмой этаж, к дверям, за которыми, как вычислили на ходу, скрылся гость. Постучали в дверь Эли, не отозвался. Американец был обнаружен в номере Аврамия. Профессор выглянул на шум и объяснил, что приезжий вовсе не корреспондент, а врач.

- Знаем мы вас, - вскричал парень в рваной майке с оттиснутом на ней портретом Мерилин Монро. - Вам американы помогают, а мы пропадай! Всё к себе гребете!

Выслушав несколько подобных реплик, Аврамий вынес телеграмму, которую передал гость и прочитал ее вслух. "Нью-Йорк, Бруклин. Канцер институт. Доктору Ричарду Розенблиту. Галия в больнице. Состояние ужасное. Потеря речи, беспамятство. Диагноз неизвестен. Предполагаю, метастазы установленного вами лимфог-раматоломатоза. Помогите. Элиезер Герасимов".

- Лимфограмм, это что? - поинтересовались соседи.

- Рак крови. Скоротечная форма.

Через секунду перед Аврамием не было ни души. Со стороны лифта донеслось единым выдохом: - Пронеси и помилуй!..

Аврамий спустился в вестибюль, дозвонился до офиса Дова. Отыскали Эли. В голосе Эли слышались слезы. Договорились везти американца без задержки в иерусалимскую Хадассу, к Галие, а затем к Дову, где тот и заночует.

Аврамий взял такси, промчался с гостем к Центральной автостанции, чтоб пересесть на междугородний автобус. На развилке улиц, увидев стрелку с надписью "Иерусалим, 80 км.", обругал себя: везти доктора на автобусе, да с двумя пересадками, это, с его стороны, сквалыжество и постыдство. Он распорядился гнать такси в Иерусалим. В Хадассу. Лишь спросил на иврите у шофера-марокканца, сколько это будет стоить, чтоб не оконфузиться.

Аврамий был единственным человеком в стране, который знал в деталях всю трагическую эпопею семьи Герасимовых. Кроме израильского Шин Бета, конечно. Поскольку судьбу Галии и Эли решило в конечном счете вмешательство леди Татчер, премьер-министра Великобритании.

По дороге оба врача, Аврамий и Ричард, обменивались предположениями, состоящими, главным образом, из междометий и медицинской терминологии. Если, отталкиваясь от их возгласов, восстановить драматическую историю, которая привела ныне доктора Розенблита в Израиль, она будет выглядеть так.