Бегство (Ветка Палестины - 3)

Аврамий Шор был в гостинице всеобщей палочкой-выручалочкой. Терапевтом, психиатром и братом милосердия, у которого всегда есть вата и запас бинтов. Естественно, и Эли кинулся к "старику Аврамию": они подружились еще в дни поездки в библейский город Арад. Профессор возился с Галией месяц и вернул ее, как считал Эли, в состояние "шаткого равновесия". О трагедии Эли и Галии знали немногие, разве что соседи по этажу. Они выражались по адресу психоватого "зятьюшки", отнявшем у Эли и Галии внучат, крепким русским словом, качали головами: под каждой крышей свои мыши... Но сами о том не заговаривали, - своих забот полон рот. Единственным человеком, кроме Аврамия Шора, воспринявшем беды Эли и Галии, как свои собственные, была Руфь, бывшая жена Дова. И Эли, и Галия с участием выслушали рассказ Руфи, опекавшей новеньких, о ее семейных передрягах и поделились своими тревогами. Узнав от Эли, что его непочтительный зять Гади из радикального движения "Гуш имуним" ("Блок верных"), ратующего за Израиль в библейских границах, она воскликнула в ярости: "Еще один фанатик! Таких надо жечь на медленном огне, через одного!"

Неугомонная "пташка" тут же устроила встречу Эли с раввином поселения, в котором жила семья Гади. Очень старый и печальный ребе, выслушав рассказ Эли, постучал по столу белыми, длинными музыкальными пальцами, сказал, что еврей так вести себя не может и вызвал Гади на беседу. Поселенец и патриот Гади почтительно выслушал раввина, а на другой день избил Енчика, потому как Енчик не скрыл своей встречи с дедом, решив, что отныне их отношения узаконены.

Эли встречался с Ёнчиком недалеко от его дома, в соседнем еврейском поселении, у подруги "пташки", - в дощатом, пахнувшем свежей краской "караване". Подруга переехала на "территорию" из Тель-Авива, сдав там свою квартиру трем семейным русским, каждой семье по комнатке. Такие переезды входили в моду. Они были крайне выгодны (тысяча долларов в месяц на земле не валяются!), к тому же это считалось шагом патриотическим.

Поселение возникло "на территории" раньше других. В нем были школа, клуб и бассейн, и опоздание Енчика после школы на пол-часа не вызывало отцовских подозрений. Впрочем, Енчик отправился бы на встречу с дедом куда угодно.

В детской считалось, что взрослые разругались "из-за Енчика". Енчик был счастлив: его любили, за него заступались, он привязался к своему русскому деду так, что считал дни, оставшиеся до очередной встречи.

Вбежав в "караван", Енчик швырнул рюкзак с книгами на пол, повис на деде. От деда пахло табаком и бабушкиными лекарствами. Таких замечательных запахов дома никогда не было! Дед угостил его большой ароматной грушей, за которой специально заезжал на рынок "Кармель", и сообщил важные новости. Первую - про ясли, в которые водят младших сестричек Енчика. Эли выяснил, малыши весь день ходят в мокрых подгузниках, меняют лишь в конце дня. Когда кто-либо из детей орет, воспитательницы вырывают соску изо рта другого ребенка и суют крикуну Не смушаются даже присутствием родителей... Трудно ли понять, почему дети заболевают все сразу, "Передай маме, ясли надо менять..." Вторая новость привела Ёнчика в полный восторг: скоро у деда с бабой будет своя квартира, и они пригласят всех в гости.

Потолк вали еще о школьных делах, а также, конечно, и о том, что Енчику почти тринадцать и скоро будет "бармицва", праздник совершеннолетия. Что бы он хотел получить к "бармицве"? Когда пришло время прощаться, Ёнчик взял деда за руку и заплакал, не хотел отпускать. Увы, иерусалимский автобус объезжает еврейские поселения под арабской Рамаллой лишь трижды в сутки. Однажды Эли опоздал всего на минуту и застрял...

Он узнал о необычном подарке израильского адвоката, как только переступил порог отеля. Пока шел к лифту, об этом сообщали со всех сторон:

- У нас есть земля! Нам землю подарили! Вид у Эли был такой усталый, что Галия, взглянув на мужа, зашедшего на минуту в свою комнату, отправилась вслед за ним по коридору с таблеткой нитроглицерина и стаканом сока в руках.

Саша сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки, окруженный не умолкавшими соседями. Увидев в дверях Эли, начал, захлебываяь от возбуждения: - Появился человек лет сорока, одетый с иголочки, внешне типичный рафинированный интеллигент, вроде тебя...

Эли перебил: - Когда я был редактором на радио, первые три страницы любого очерка бросал в корзину, не читая: в нем обязательно описывались "серебристые крылья самолета, которые несли автора на задание..." В чем радость, Сашенька?

- Нам дарят землю!

- На Святой земле все возможно, но - не это.

- Точно, Эли! Отдают! Под нашу стройку! Задаром! Ну, да-арят!

Эли взялся рукой за притолоку, Галия схватила табуретку и поставила возле мужа. Эли сел, потер лоб, сказал тихо:

- Это слишком хорошо, чтобы поверить. Существует ли такая земля на свете? Может, это розыгрыш и подаривший нищ, как церковная крыса?

- Я провожал, видел, машина у него немыслимой красоты. Штучный "Мерседес".

- Саша! - простонал Эли. - Не тяни!