Бегство (Ветка Палестины - 3)

"Загадка, Наум?.. Назовем ее ПАРАДОКС ГОРБАЧЕВА и исследуем..." Наум задержался возле одного из юнцов в черной кипе, заглянул через его плечо в молитвенник: любопытно, что они бормочут перед полетом в гостеприимную Россию? Окликнул брата, и с усмешечкой: - Дов, иди, повторяй за нами, евреями! - По движению нарочито выпяченных губ понял ответ Дова. - Бога ты не боишься, - продолжал Наум с деланной серьезностью. - Без Бога в душе живешь. Как был каторжником, так и... - Он шутил многословно, скрывая свою почти паническую тревогу, свою нахлынувшую вдруг острую озабоченность, из-за которой потерял сон и решился, вопреки запрету докторов, лететь в Москву. В свое время острил: Брежневу ничего не стоит доконать Израиль. Пойти навстречу безмозглым израильским царям, - отпустить сразу миллион русских евреев, тут Израилю и конец. Утонет, как перегруженный паром... И вот, доострился: "поддиванные" снялись вдруг, как птичья стая... Такого в России еще не бывало. Даже во времена кроваваых погромов, при Николае 2-ом, в эмиграцию уезжало в год сто-сто пятьдесят тысяч максимум. Да только ли в России не бывало? Гитлеровская "Хрустальная ночь" не вызывала столь огромного оттока. Какие нужны силы, к тому же хорошо скоординированные, чтобы сорвать с места и швырнуть в неизвестность треть русского еврейства?.. В Лоде опустились полмиллиона. А если завтра рванет еще миллион?.. Начнется такая Ходынка, что евреи предпочтут Россию с ее нищетой и "Памятью" солнечному Израилю... Чья это политика? Какие цели ставит? Э, да кто здесь об этом думает? Наши "цари" не думают ни о чем...

- ...Бубновый бы туз тебе на спину, - бросил Наум брату, продолжая свою привычную пикировку. - Тебе, да еще кой-кому.

Дов не ответил, разглядывая необычную пару. Чего только не увидишь в международном аэропорту! И ей, и ему лет по семьдесят пять. На них белые футболки с надписями крупными буквами "Just married" (Только что поженились). Девушки в синей униформе аэрослужбы суетятся возле молодоженов, предупреждая каждое их желание.

Пассажиры постарше начинают улыбаться молодоженам издалека. Юные граждане вначале раскрывает от удивления рот, затем торопливо присоединяются к приветствующим. И лишь один пассажир, прочитав вслух без улыбки "Just married", добродушно бухнул на плохом английском: - В который раз, отец? Дов, поравнявшись с ним, спросил: - Do you speak Russian? - А как же! ответил бывший соотечественник. Дов потоптался возле него, и, неожиданно для самого себя, поинтересовался:

- А если бы рядом с ним была, с той же надписью, девчушечка лет восемнадцати, прижег бы словечком?

- Спрашиваешь! - воскликнул незнакомец.

В эту минуту Наум оглянулся и - невольно шагнул к брату. Губы Дова плотно сжаты. Глазищи, как раскаленные угли. Таким лицо Дова бывает лишь тогда, когда он из последних сил удерживает в себе "косматое словечко", как называли в семье Гуров лагерную матерщину.

В Москву прилетели вечером. Когда приземлялись, Дов посмотрел на брата, сидевшего рядом. Лицо у Наума взмокло, припухлый нос подрагивал, как у зверя, почуявшего опасность.

- Ты что, брательник, в волнении?

Наум спросил глазами: "А ты?"

- А ежели возьмут у трапа? - пробасил Дов, и они разом засмеялись.

Простились с пассажиром, с которым говорили всю дорогу. Он был в штатском, а теперь натянул шинель с генеральскими погонами. Братья переглянулись настороженно: тот всё рассказывал о некоем Бардюшкине, лишенном перестроечного авантюризма, за которого он будет голосовать на пленуме обеими руками.

"Кто такой Бардюшкин?" - шопотом спросил Наум молодого парня в очках, сидевшего позади: новых советских политиков он не знал.

- Зверь из бездны, - так же шопотом ответил парень.

- Вроде Егора Лигачева?

- Что вы?! Егор Лигачев - прошлогодний снег, певец колхозов. Теперь пришли такие мальчики... - И он сжал руку в кулак.

- А-а... - Наум бросил на генеральскую спину насмешливый взгляд. И пояснил Дову тоном самым серьезным: - Политинформация - мать интуиции. Не презирай.

Каждый из братьев вез по два огромных чемодана подарков. Наум, к тому же, телефакс для сионистской организации. С опаской вез, боясь,  отберут на "шмоне".В лучшем случае, ополовинят чемоданчики.

"Шмона" на границе нс было. Таможенники расхаживали у своих пустых "шмональных" столов, улыбаясь приезжим. Словно родных узрели. Непостижимо!

Наум накинул на себя меховую кожанку, приотстал, поискав взглядом багажную коляску. Спросил службу, где найти? Тот уставился на Наума, словно служивого спросили, есть ли жизнь на Марсе? Другой показал на бегу куда-то в сторону, где вилась длинная очередь...

- О-ох, узнаю тебя, великая родина, - произнес Дов устало. Узнал он ее, впрочем, с первого шага, увидев над будочками пограничников надпись на двух языках: "ПАСПОРТНЫЙ КОНТРОЛЬ. ПРЕДЪЯВИТЕ ПАСПОРТ И ВИЗУ". А ниже "Passport and viza, please".

Дов усмехнулся не без горечи: иностранцам "please" - пожалуйста, дорогой гостюшка; своему: "Ксиву на стол, сука! И не шевелись..." Как не ведала государева служба слова "пожалуйста", так и поныне..."