Она повела его по лестнице на темный второй этаж, указала дверь. Вошла первой, отдернула красные занавески. Окна выходили на море, солнце освещало комнату оранжевым светом.
Пожалуйста, устраивайтесь, а я приготовлю что-нибудь поесть. Вы, должно быть, устали, верно? Как долетели?
Профессор что-то пробормотал в ответ.
— Жду вас внизу, — бросила хозяйка и вышла.
Блау не мог понять, что произошло: эта невысокая женщина в светлых брюках и старой футболке каким-то незаметным жестом, а может, всего лишь движением брови перестроила все окружающее пространство, все ожидания и представления доктора. Она словно бы отменила его долгое утомительное путешествие и заготовленные заранее речи, все возможные сценарии. У нее были свои. Условия здесь диктовала она. Доктор сдался, не успев и глазом моргнуть. Он поспешно и как-то отрешенно принял душ, переоделся и спустился вниз.
На ужин она подала салат с ржаными гренками и запеченные овощи. Вегетарианка. Хорошо, что он съел рыбу на вокзале. Госпожа Моул сидела напротив — локти на столе, пальцы крошат кусочек гренка — и рассуждала о здоровом питании, о вреде пшеничной муки и сахара, о фермах по соседству, где она покупает экологически чистые продукты: овощи, молоко и кленовый сироп, который использует вместо сахара. А вот вино здесь хорошее. Доктор, усталый и непривычный к алкоголю, после двух бокалов почувствовал себя пьяным. Он выстраивал в уме фразу, но никак не успевал вставить ее в разговор. Когда бутылка опустела, госпожа Моул рассказала ему о гибели мужа. Столкнулись два катера.
— Ему было всего шестьдесят семь лет. С телом ничего не удалось сделать. Оно было в чудовищном состоянии. Совершенно изуродовано.
Блау думал, что вдова сейчас расплачется, но она взяла еще один гренок и покрошила его в остатки салата.
— Он не был готов к смерти, а впрочем, кто из нас готов? — она на мгновение задумалась. — Но я знаю, что муж мечтал об ученике, достойном его, о человеке не просто компетентном, но полностью преданном своей работе, как он сам. Муж был великим одиночкой, вы знаете. Он не оставил завещания, не отдал никаких распоряжений. Следует ли передать препараты в музей? Ко мне уже обращались. Может быть, вы порекомендуете какой-нибудь достойный доверия музей? В последнее время пластинаты окружает такая темная аура… хотя ведь сегодня анатомам вовсе нет нужды охотиться за висельниками, — вдова вздохнула, свернула лист салата в изящный рулончик и сунула в рот. — Но я знаю: муж мечтал, чтобы кто-нибудь продолжил его дело. Некоторые проекты он только начал, я пытаюсь работать дальше сама, но мне недостает его энергии и энтузиазма… Знаете, я ведь по образованию ботаник. Вот, например, есть такая проблема… — начала госпожа Моул и вдруг умолкла. — Ну, неважно, об этом мы еще успеем поговорить.
Сдерживая любопытство, Блау несколько раз кивнул.
— Вы в основном занимаетесь историей проблемы, верно?
Блау дал ей договорить, выдержал небольшую паузу, после чего быстро сходил наверх и, взволнованный, принес свой ноутбук.
Они отодвинули тарелки, и уже в следующее мгновение экран засиял холодным светом. Доктор с тревогой пытался припомнить, что у него делается на «рабочем столе», не осталось ли каких-нибудь компрометирующих ссылок… впрочем, он ведь недавно наводил там порядок… Блау надеялся, что вдова прочитала те материалы, которые он ей прислал, просмотрела его книги. Теперь они вдвоем склонились к монитору.
Когда они смотрели его работу, доктору показалось, что госпожа Моул взглянула на него с восхищением. Мысленно он записал себе: дважды. Запомнил, что именно произвело на нее такое впечатление. Вдова явно разбиралась в этом деле, вопросы задавала вполне профессиональные. Доктор не ожидал от нее таких познаний. От ее кожи слегка пахло бальзамом для тела — таким, какие любят пожилые женщины, с приятным запахом, невинным, словно тальк. Указательный палец правой руки, которым она касалась экрана, украшало странное кольцо с камнем в виде человеческого глаза. На ладонях уже появились темные печеночные пятна. Руки вдовы, как и ее лицо, изуродованы солнцем. Блау задумался: интересно, как можно было бы сохранить этот эффект тонкой, сморщенной от солнца кожи?
Потом они уселись в кресла, хозяйка принесла из кухни полбутылки порто и наполнила две рюмки.
Доктор спросил:
— Вы покажете мне лабораторию?
Вдова ответила не сразу. Возможно, потому, что рот у нее был занят порто, как как до этого у него — конфетой. Наконец она сказала:
— Это довольно далеко отсюда.
Она поднялась и начала убирать со стола:
— У вас глаза слипаются от усталости.
Блау помог ей поставить тарелки в посудомоечную машину и с облегчением отправился наверх, едва пробормотав: «Спокойной ночи». Сел на край застеленной кровати и упал на бок, не находя в себе сил раздеться. Сквозь сон он слышал, как хозяйка зовет с террасы кота.