— Я адреналиновый наркоман, — сказала она с мимолетной усмешкой, ее колено все еще подпрыгивало вверх-вниз. Она сделала еще один глоток вина. — Я убралась с фермы Чепмена, и я просто хотела, блядь, пожить, хотела увидеть какое–нибудь действо и сделать что-нибудь стоящее, вместо того чтобы делать чертовы кукурузные куколки для продажи для голодающих детей в Африке — если вообще деньги туда попадали. Сомневаюсь в этом. Но у меня никогда не было особого образования. Я хотела подготовиться к выпускным экзаменам, когда выйду отсюда. Убивалась из-за них. Старше, чем все остальные дети в классе. Тем не менее, я была одной из счастливчиков. По крайней мере, я умею читать.
Когда она снова подняла бокал, мимо их столика прошел бородатый мужчина.
— Был на Тиндере, а ты, Эйб?
— Отвали, — холодно сказала Эбигейл.
Мужчина ухмыльнулся, но не отошел.
— Баз, — сказал он, протягивая руку Страйку.
— Терри, — сказал Страйк, пожимая ее.
— Следи за собой, Терри, — сказал Баз. — Она переходит на мужчин, как понос.
Он ушел, размахивая руками.
— Ублюдок, — пробормотала Эбигейл, оглядываясь через плечо. — Не пришла бы сюда, если бы знала, что он будет здесь.
— Коллега?
— Нет, это друг Патрика. Я с ним пару раз выпивала, а потом сказала, что не хочу его больше видеть, и он разозлился. Потом Патрик напился с ним и проболтался о том, что я сказала ему про ВГЦ, и теперь, когда бы этот мудак ни увидел меня, он использует это, чтобы… Это моя вина, — сказала она сердито. — Надо было держать язык за зубами. Когда мужчины слышат…
Ее голос прервался, и она сделала еще один глоток вина. Страйк, предполагавший, что Базу рассказали о церковной практике духовной связи, впервые задумался о том, как ведут себя молодые девушки, когда от них требуют участия.
— Как я уже сказал по телефону, этот разговор строго неофициальный, — сказал детектив. — Ничего не будет опубликовано.
— Если только ты не разрушишь церковь, — сказала Эбигейл.
— Возможно, ты переоцениваешь мои возможности.
Она быстро опустошала свой бокал с вином. Посмотрев на него через пару мгновений своими темно-синими глазами, она сказала немного агрессивно,
— Ты думаешь, что я трусиха, да?
— Кажется, это последнее, о чем я думал, — сказал Страйк. — Почему?
— Как ты думаешь, не стоит ли мне попытаться разоблачить их? Написать одну из этих чертовых книг о несчастьях? Ну, — сказала она, прежде чем Страйк успел ответить, — у них гораздо лучшие адвокаты, чем я могу себе позволить на зарплату пожарного, а мне и так достается за ВГЦ, даже от таких людей, как этот мудак, который все знает.
Она гневно ткнула пальцем в База, который теперь стоял один у бара.
— Я не буду ничего афишировать, — заверил ее Страйк. — Я только хочу…
— Да, ты говорил по телефону, — перебила она, — и я хочу сказать кое-что о Кевине Пирбрайте, который звонил мне. Он сказал одну вещь, которая меня чертовски расстроила.
— Что это было?
— Речь шла о моей маме, — сказала Эбигейл, — и о том, как она умерла.
— Как она умерла, если не возражаешь? — спросил Страйк, хотя уже знал.
— Она утонула на пляже Кромер. У нее была эпилепсия. У нее был приступ. Мы плыли к берегу, гоняясь друг за другом. Я оглянулась, когда было достаточно мелко, и подумала, что я победила, но… она исчезла.
— Мне жаль, — сказал Страйк, — это звучит крайне травмирующе. Сколько тебе было лет?
— Семь. Но этот чертов Кевин по телефону… Он хотел, чтобы я сказала, что мой отец утопил ее.
Эбигейл осушила свой бокал, после чего решительно сказала:
— Это неправда. Мой отец даже не был в воде, когда это случилось, он покупал мороженое. Он прибежал обратно, когда услышал мой крик. Он и еще один человек вытащили маму на песок. Папа пытался сделать ей искусственное дыхание, но было уже поздно.
— Мне жаль, — снова сказал Страйк.
— Когда Пирбрайт сказал, что папа убил ее… это было похоже на то, что он принимал что-то… Это, пожалуй, единственное хорошее, за что я когда-либо цеплялась, еще до фермы Чепмена, что они любили друг друга, и если у меня этого нет, тогда все это дерьмо, понимаешь?
— Да, — сказал Страйк, которому пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать хорошее в своих воспоминаниях о собственной матери, — Понимаю.
— Пирбрайт продолжал говорить: “Он убил ее, не так ли? Убил, да? А я отвечала: “Нет, блядь, не убил”, и в конце концов сказала ему, чтобы он отвалил, и ушла. Это потрясло меня до глубины души: он нашел меня и позвонил мне на работу, — сказала Эбигейл, слабо удивляясь собственной реакции. — После этого у меня была пара очень плохих дней.
— Я не удивлен, — сказал Страйк.
— Он сказал, что его бросил издатель. Он думал, что если я расскажу ему достаточно жутких подробностей, то он сможет заключить новый договор. Ты ведь читал эту книгу, не так ли?
— Ее нет, — сказал Страйк.
— Что? — сказал Эбигейл, нахмурившись. — Он врал?
— Нет, но его ноутбук был украден, предположительно убийцей.