Бегущая от Мендельсона

На оборотной стороне одной из фотографий я прочитала многообещающую фразу: «Солнышку от Лучика». Я внимательно посмотрела на улыбающуюся девушку, изображенную на фоне вечнозеленых кипарисов. Тоже, что ли, из «Либертинки»? Такую я там вроде не видела.

Однако теперь у меня появился еще один джокер в колоде.

Подумав о Грейнджере, я подошла к выключателю и щелкнула им. Пора принимать меры безопасности. Никогда не следует раздражать людей мелкими гадостями вроде зажженного света в их квартире, если их самих в это время нет дома.

Я приоткрыла форточку, села в кресло и с удовольствием закурила. Андрюша-Грейнджер сам курит, поэтому даже если он унюхает запах табака, то не успеет сообразить, что к чему. А миндальничать я не собираюсь. Я слишком устала для этого.

Шаги на лестнице послышались примерно минут через десять, может быть, даже попозже. Я, прикорнув на диване, уже прикрыла глаза, позволяя себе не тратить время впустую, а немного передохнуть. Разумеется, не теряя при этом бдительности.

Поняв, что, скорее всего, это возвращается хозяин, я снова села прямо и, прищурившись, посмотрела на часы. Уже полночь! Длинный же день у меня сегодня получился.

Повернулся ключ в замочной скважине, кто-то вошел в квартиру.

Зажегся свет в коридоре, и я по одинокой тени поняла, что пришедший разувается. Вдруг он выпрямился и замер.

Скорее всего, мой подопечный в том, что касается курения, вел сравнительно здоровый образ жизни или просто курил сигареты другого сорта. Но меня это мало волновало: что бы ни предпринял Грейнджер, я была готова к встрече с ним.

Человек в коридоре не шевелился и, видимо, соображал, как ему умнее поступить в непонятной ситуации. Я всегда считала, что людям давать возможность думать вредно, поэтому одним прыжком соскочила с дивана и, держа в руке пистолет, выскочила в коридор.

Андрюша Никаноров стоял, держась за дверную ручку. Он явно собирался удрать, но ему не повезло: долго собирался.

Я показала ему пистолет и приветливо улыбнулась.

– Здравствуй, радость моя, – поприветствовала я его и помахала ему стволом, – ты куда это собрался? Гулять уже поздно, темно на улице.

– Привет! – ответил он, серьезно глядя на пистолет и не опуская руки от дверной ручки. – Ты что, из ментовки? С ордером?

– Увы, за ордером съездить не успела, – призналась я. – Но мы с тобой и без этих ненужных формальностей обойдемся, правда? Мы же практически свои люди уже, верно?

Я подмигнула оторопевшему Грейнджеру, лихорадочно пытавшемуся сообразить, кто я такая, что мне нужно и как ему самому вести себя, чтобы избежать неприятностей. Думать одновременно в трех направлениях – задача непростая, особенно для человека, который привык работать не головой, а другими частями тела. Но и я не давала ему времени на мыслительный процесс.

– Да ты проходи, присаживайся, а то устал, наверное, после выступления, все поджилки трясутся, – ласково проговорила я, помахивая пистолетом и приглашая Грейнджера в его же комнату.

– Не только, – сохраняя деревянное выражение лица, ответил Никаноров.

Я отступила на шаг назад и пропустила его в комнату. Он вошел, осмотрелся и, заметив разложенные на диване фотографии, уже по-другому взглянул на меня.

– Я все-таки хочу знать, кто вы такая? – неожиданно перешел на «вы» Грейнджер. Зауважал, наверное… – И зачем пистолет? – продолжал он. – Вы меня боитесь?

– Конечно! Кто же не испугается столь горячего мужчину! Ты сегодня показал себя таким могучим! Прямо настоящий самец! – откровенно издевалась я.

– Не понял! – Он еще раз огляделся и сделал шаг ко мне.

Я не пошевелилась. Пошевелился ствол моего пистолета. Теперь он смотрел прямо в лицо Никанорову.

– Ты сядь, Андрюша, и навостри ушки, а я в них буду говорить, – тихо произнесла я, – у меня нет желания изображать здесь скачки или реслинг. Еще при одном движении в мою сторону стреляю без предупреждения.

Грейнджер внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на ствол и решил в такие игры не играть, справедливо рассудив, что они не для него. Он отошел и сел на стул, стоящий напротив дивана.

– Вы что-то хотите мне сообщить? – спросил он.

– Нет, я так развлекаюсь, – мягко пояснила я, присаживаясь на диван и не опуская пистолета, – я дама одинокая, и вечерние посиделки с дешевым танцоришкой – для меня самое вкусное лакомство.

Грейнджер промолчал и только криво ухмыльнулся.