Бегущий без сна. Откровения ультрамарафонца

В конце концов мне удалось вывалиться из машины. Лицо покрывал слой пыли, одежда была жутко грязной, но я ужасно гордился собой. Я боялся давить на педали, так как ноги могли опять окаменеть. Поэтому домой я ехал со включенным круиз-контролем.

Моя машина никогда не была в таком состоянии, но теперь я стал больше ценить свой Lexus, можно сказать, он прошел боевое крещение. У нас бывали времена и похуже, но та история сблизила нас. Когда начальник поинтересовался, почему внутри такой запах, я сказал, что у меня там сгнили фрукты… что, в общем, было недалеко от истины.

Джули была в восторге, когда узнала, что я прошел отбор на стомильную гонку, хотя сначала я не стал ей рассказывать, что произошло в машине после финиша. Она спросила, трудно ли было бежать восемьдесят километров без остановки, и я ответил, что это было самое трудное, что мне приходилось делать до сих пор. Именно поэтому мне и понравилось.

Когда мои родители узнали, что я хочу попытаться пробежать стомильник, они сильно удивились.

– Ты способен на такое? – спросила мама.

– Я не уверен, поэтому хочу попытаться, – сказал я ей.

Они задали мне множество вопросов, и мы долго говорили про бег и про жизнь. За долгие годы это был наш самый оживленный разговор. Мне казалось, что моя новая любовь пробудила какую-то тень надежды. В нашем будущем появилось что-то, чего мы ждали, вероятно, что-то величественное и грандиозное. Попытка пробежать сто шестьдесят километров – это серьезная заявка, и, преследуя эту мечту, я далеко ушел от обычных амбиций. Мои родители видели, как я загорелся этой идеей, и я чувствовал их готовность поддержать меня. Начало было положено.

Глава 6. За гранью нормального

Я выбрал дорогу, что вправо вела

И, повернув, пропадала в чащобе[27].

Роберт Фрост[28]

Область залива Сан-Франциско

1993–1994

Тот, кто говорит, что бег – развлечение, просто неправильно использует это слово. Бег может приносить удовольствие. Бег может вернуть вас к жизни. Но если говорить об изначальном значении слова «развлечение», то оно не про бег.

После того как я прошел отбор на гонку Western States, я стал бегать при любой возможности. Чаще всего рано утром или поздно вечером, иногда мне удавалось урвать время в обеденный перерыв. Но, как и большинству бегунов, мне нужно было плотно вплести это занятие в напряженный рабочий график, и потому лишь с большой натяжкой его можно было назвать развлечением.

Есть еще слово «забава», оно точнее передает смысл. Являться на деловые встречи утром в понедельник после пятичасовой пробежки – забавно. Быстренько пробежать двенадцать километров в обеденный перерыв, а потом переодеваться на заднем сиденье машины – забавно. Бежать через такие города, как Бентонвилл в Арканзасе или Лаббок в Техасе, забавно весьма (и я рад, что ушел оттуда живым, несмотря на все те странные взгляды, которые на меня бросали люди из грузовиков, полных оружия).

Моя жизнь напоминала мне жизнь шизофреника: с одной стороны, спортсмен, отщепенец даже в кругах атлетов, с другой – верный подданный своей корпорации. Но я был готов делать все, что от меня требовалось, и целый год скрывал свое пристрастие от коллег, ставя под удар собственное душевное равновесие. Бег был моей страстью. Работа позволяла снимать жилье и оплачивать обучение Джули в школе стоматологов. Я никоим образом не мог принести в жертву бегу свою репутацию добросовестного сотрудника и принижал роль любимого дела в жизни из-за боязни осуждения коллегами: они могли посчитать, что столь интенсивное занятие чем бы то ни было, даже во внерабочее время, снижает мою эффективность как сотрудника. В общем, чудак на корпоративной службе.

Конечно, в глубине души мои приоритеты поменялись: я хотел пробежать Western States Endurance Run, это стало целью моей жизни, не менее значимой, чем все остальные. Никогда ранее я не был настолько охвачен каким-либо увлечением, никогда ничто меня так не занимало и не затягивало. С еще большим рвением я продолжил тренировки, проводя тонкую грань между безумием и обязанностями. Я никогда не признавался ни себе, ни другим, сколько времени и усилий требовала от меня моя единственная мечта.

Рабочий график не позволял объединяться с другими спортсменами, и я тренировался преимущественно в одиночку, но на самом деле это доставляло удовольствие. Несмотря на то что я не особенно распространялся о своем увлечении, среди близких друзей и коллег, которые были в курсе моих дел, я постепенно заработал репутацию «отморозка». Трудно было совсем скрывать такое увлечение, и многие приятели начали считать, что я слетел с катушек. Мои интересы изменились, и круг друзей стал потихоньку меняться. Я начал общаться с другими ультраспортсменами, например с Питом Эфенсом, который с большим пониманием относился ко мне и очень вдохновлял на то, чтобы я полностью посвятил себя своей мечте.