Бегущий человек. Худеющий (сборник)

Россингтон обычно по пьянке становился нахальным бабником, зато в трезвом виде был человеком славным и способным понять другого. К тому же он не был болтуном и умел хранить чужие тайны. В то же время Халлек допускал, что по пьянке Россингтон может и проболтаться, если крепко поддаст. Он может и ляпнуть что-то по поводу параноидальных идей Билли Халлека насчет цыган и проклятий. Однако Билли полагал, что Россингтон дважды подумает, прежде чем рассказать такое. В общем-то ничего незаконного не произошло на суде: случай был азбучный, типично муниципальный, но уж если придираться и быть дотошным, следовало признать, что свидетелей не пригласили, все было решено со слов обвиняемого. И хотя судья Россингтон был умен и опытен, в принципе к таким мелочам можно было придраться.

Полиция не провела и не представила анализа на алкоголь. Россингтон со своего судейского места не потребовал этого, проигнорировал основополагающий пункт процесса по делу о наезде. Он обязан был провести и еще кое-какие расследования по делу, но не провел.

Нет, Халлек был вполне уверен, что вся эта история огласки не получит, разве что лет через пяток, когда все быльем порастет. Думать нужно было о текущем времени, о текущем годе. Если так и будет продолжаться, к лету он будет выглядеть как узник фашистских концлагерей.

Он быстро оделся, спустился вниз и извлек из шкафа легкий пиджак.

– Ты куда? – спросила его Хейди с кухни.

– Я ненадолго. Скоро вернусь.

Леда Россингтон открыла дверь и посмотрела на Халлека так, словно увидела его впервые. Она стояла перед ним при свете лампы: аристократическое лицо, черные волосы туго стянуты на затылке, зеленое платье от Диора, простое, но элегантное – тысячи за полторы.

От ее взгляда он ощутил смущение и неловкость. Неужто я так похудел, что она меня не узнает? Но даже в своей новой паранойе этому он поверить не мог. Конечно, лицо его похудело, появились новые морщинки у рта, мешки под глазами от бессонных ночей, но все равно лицо его оставалось прежним, узнаваемым лицом Билли Халлека. За спиной у нее стояла массивная лампа из кованого железа – имитация уличного фонаря в Нью-Йорке 80-х годов прошлого века стоимостью 687 долларов. Света было достаточно, чтобы разглядеть фигуру Халлека в дверях. Вряд ли потеря веса сделала его совсем неузнаваемым.

– Леда, это я, Билли. Билли Халлек.

– Разумеется. Привет, Билли. – Ее рука в нерешительности пощипывала бусы на шее. Он заметил, что для своих пятидесяти девяти она, конечно, моложава, благодаря операциям подтягивания кожи. Но шея уже старчески дряблая.

Кажется, она пьяная. Или… Он подумал о Хустоне, вдыхающем носом белый порошок. Наркотики? Леда Россингтон? Трудно в это поверить. И тут же другая мысль: Она испугана. Она в отчаянии. Что же такое могло случиться? Не связано ли это каким-то образом с тем, что происходит со мной?

Дурацкая идея… Тем не менее ему вдруг срочно захотелось выяснить, почему у Леды Россингтон так плотно сжаты губы, почему у нее под глазами такие же мешки, как у него, почему пальцы ее, перебиравшие бусы на шее, дрожали?

Билли и Леда Россингтон молча смотрели друг на друга, а потом заговорили почти одновременно.

– Леда, Кэри у себя?

– Кэри дома нет… Он…

Она смолкла, а он жестом предложил ей продолжать.

– Его вызвали в Миннесоту. У него серьезно заболела сестра.

– Это любопытно, – сказал Халлек. – Тем более что никакой сестры у него нет.

Она улыбнулась. Улыбка воспитанной дамы, предназначенная тем, кто позволил себе невольную бестактность. Получилась, однако, не улыбка, а нечто мало на нее похожее: Леда только растянула губы.

– Я сказала «сестра»? О, мы тут все так переволновались. Это брат, его брат.

– Леда, Кэри – единственный сын у своих родителей, – тихо сказал Халлек. – Наши семейные вопросы и происхождение мы с ним обсудили за рюмкой в салоне Хастура. Года четыре назад. Вскоре после этого Хастур прогорел вчистую. Сейчас на том месте магазин «Король в желтом». Моя дочка там джинсы покупает.

Он и сам не знал, зачем излагал подобные детали. Подспудно думалось, что такой разговор позволит ей держаться попроще. И вдруг при тусклом свете фонаря увидел, как блеснула слеза на ее щеке, покатившись к уголку рта. Слезы блестели под глазами. Пока он говорил, она быстро пару раз моргнула, и по другой щеке покатилась еще одна слеза.

– Уходи, – сказала она. – Уходи, Билли, хорошо? Не задавай вопросов. Я на них отвечать не буду.

Халлек приметил в ее глазах за пеленой слез решимость. Она твердо решила не говорить, где находится Кэри. Под влиянием неожиданного импульса, который он и впоследствии не мог объяснить, он расстегнул молнию своей куртки и распахнул ее. Услышал, как она ахнула от неожиданности.

– Посмотри на меня, Леда, – сказал он. – Я потерял семьдесят фунтов веса. Ты слышишь? Семьдесят фунтов!