Бегущий человек. Худеющий (сборник)

Его не слишком беспокоила перспектива быть отправленным в санаторий для тихопомешанных. Чтобы организовать подобное, требуется время. Однако последний разговор с Хустоном показал, насколько далеко зашло дело. Оказалось невозможным убедить кого-либо. Ни один человек ему не поверит. Захотелось позвонить Кирку Пеншли. Желание было почти неодолимым, хотя он и понимал, что Кирк сам позвонит, как только три сыскные компании, услугами которых пользовалась фирма, что-нибудь найдут.

Вместо этого Халлек позвонил в Нью-Йорк, разыскав нужный телефон в записной книжке. С тех пор как приключилась эта беда, имя Ричарда Джинелли то и дело всплывало в сознании. Теперь пришло время позвонить ему.

На всякий случай.

– «Три брата», – послышался голос в трубке. – Сегодня у нас в меню телятина «марсала» и наша фирменная версия «Фетуччине Альфредо».

– Меня зовут Уильям Халлек. Я бы хотел поговорить с мистером Джинелли, если он на месте.

После паузы в трубке послышался голос:

– Халлек?

– Да.

Трубка была отложена в сторону, и Билли слабо различил звяканье посуды, чью-то брань на итальянском, чей-то смех. Как и все в его нынешней жизни, звучало это очень издалека.

Наконец трубку подняли.

– Уильям! – Билли вдруг пришло в голову, что никто больше его так не называл. – Как твои дела, дорогой?

– Я сбросил вес.

– Что ж, отлично, – сказал Джинелли. – Ты был слишком толст, Уильям. Прямо тебе скажу – слишком. И сколько сбросил?

– Двадцать фунтов.

– О! Поздравляю! И сердчишко твое тебя поблагодарит. Трудно терять вес? Впрочем, не говори, сам знаю. Чертовы калории так и цепляются, висят, понимаешь, над поясом. Потом вдруг портки начинают по швам расползаться на заднице, когда ботинок зашнуровываешь.

– Для меня это не составило труда.

– Заходи, Уильям, к «Трем братьям». Я тебя сам угощу отличной штукой – курицей по-неаполитански. Весь прежний вес вернешь с одного блюда.

– А что, пожалуй, ловлю тебя на слове. – Билли улыбался. Глядя на свое отражение в зеркале кабинета, он подумал, что в его улыбке слишком много зубов, слишком они близки к плоти губ. Улыбка исчезла с его лица.

– Я серьезно говорю, дорогой. Соскучился по тебе. Так давно не виделись, а жизнь-то коротка. Да, жизнь наша коротка, верно?

– Да, пожалуй.

Джинелли понизил голос:

– Я слыхал, у тебя там, в Коннектикуте, была неприятность. Мне было очень жаль, когда услышал.

– Откуда ты услышал? – удивленно спросил Билли. В газете Фэйрвью «Репортер» была лишь маленькая заметка, в которой и имена-то не назывались, а в газетах Нью-Йорка и того не было.

– Держу ухо востро, – ответил Джинелли. – Как говорят, прикладываю ухо к земле.

Да, таков твой образ жизни – держать ухо востро, подумал Билли и неуютно поежился.

– С этим у меня и сейчас проблемы, – сказал Билли, осторожно подыскивая слова. – Они, видишь ли, выходят за рамки юрисдикции. Женщина… ты слыхал о той женщине?

– Да. Говорили – цыганка.

– Верно, цыганка. А у нее – муж. Вот он… устроил мне неприятность.

– Как его зовут?

– Лемке, кажется. Попробую сам утрясти это дело, но просто подумал… если не получится…

– Да, да, конечно, конечно. Ты мне позвонишь. Может быть, я смогу что-нибудь, а может, и не смогу ничего. Может, я решу, что не хочу. Сам понимаешь, друзья – всегда друзья, а бизнес – всегда бизнес. Ты понял, что я имею в виду?

– Понял.

– Иногда дружба и бизнес пересекаются, а иногда и нет. Верно я говорю?

– Верно.

– Этот парень пытается с тобой покончить?

Билли заколебался.

– Ты знаешь, я бы пока не хотел слишком много говорить, Ричард. Дело очень специфическое, необычное. Но в общем-то да, он решил со мной покончить. Очень крепко решил.

– Эй, Уильям, нам надо обсудить это дело прямо сейчас!

Тревога в голосе Джинелли была очевидной. Билли ощутил, как на глаза навернулись теплые слезы, утер их торопливо тыльной стороной ладони.

– Спасибо тебе… Я правда ужасно благодарен… Но все же попробую сам справиться сначала. Я, собственно, даже не уверен, чего от тебя хочу.

– Захочешь позвонить, Уильям, я буду здесь. О’кей?

– О’кей и еще раз спасибо. – Он немного поколебался и спросил: – Скажи мне, Ричард, одну вещь – ты суеверен?

– Я? Ты спрашиваешь старого бандюгу вроде меня – суеверен ли я? Я, знаешь, рос в семье, где моя мать и бабушка и все тетушки только и знали, что славили Деву Марию, молились всем известным и неизвестным святым, завешивали зеркала, когда кто-то помрет, отгоняли злых духов в виде ворон и черных кошек, творили заклинания от дурного глаза. И ты спрашиваешь у меня такое?

– Ну да, – сказал Билли с невольной улыбкой. – Да, вот такой тебе вопрос задаю.

Голос Ричарда Джинелли зазвучал жестко и совсем без юмора:

– Я, Уильям, верю только в две вещи: пистолет и деньги. Суеверен ли я? Нет, конечно.

– Ну и хорошо. – Улыбка Билли стала шире. Впервые за месяц так улыбался, и это было приятно. Чертовски приятно.

В тот вечер, когда с улицы пришла Хейди, позвонил Пеншли.

– Ну, твои цыгане задали нам гонку, – сказал он. – С тебя причитается чуть ли не под десять тысяч долларов. Пора прекратить? Как считаешь?