Бегущий человек. Худеющий (сборник)

– Если пикнешь, убью. Тебя и первых трех твоих дружков, которые появятся тут. – Он убрал ногу. – Это была пепси-кола.

Джина поднялась на колени, глядя на него сквозь пальцы. Обостренным, почти телепатическим чутьем Джинелли понял: не было нужды говорить ей, что то была не кислота. Она это поняла сразу, хотя в первое мгновение ее как будто бы обожгло. Мгновение спустя, чуть было не запоздало, он сообразил, что она бросается рукой на его половые органы.

Когда она кошкой кинулась к нему, он мгновенно шагнул в сторону и ударил ее ногой в бок. Затылок Джины с громким звуком ударился о хромированную раму раскрытой дверцы водителя. Она рухнула на землю, и кровь залила ее щеку.

Джинелли наклонился над ней, уверенный, что она потеряла сознание. И в тот же миг она с шипением атаковала его. Одной рукой расцарапала лоб, другой – разорвала рукав его водолазки и содрала кожу вдоль руки.

Джинелли зарычал и отшвырнул ее на землю. Потом прижал дуло пистолета к ее носу.

– Что, сука, моих яиц захотела? Хочешь? Ну давай, блядь! Давай! Ты мне морду попортила. А теперь попытайся, доберись!

Она лежала неподвижно и смотрела на него глазами черными, как смерть.

– Что, передумала? Попробовала бы, да дед твой не перенесет такой утраты.

Она молчала, но в глазах ее мелькнул мимолетный огонек.

– Думаешь – что с ним будет, если я в самом деле плесну тебе кислотой в морду? Ну что ж, подумай, подумай. Каково ему будет, когда вместо тебя я решу умыть кислотой тех двух братишек в пижамах? Я все могу, блядь. Сделаю, и вернусь домой, и хорошо поужинаю. Посмотри мне в лицо и поймешь, что я все могу.

Теперь наконец он приметил что-то в ее лице, нечто похожее на страх – но не за себя.

– Он проклял вас, – сказал Джинелли. – Я – его проклятие.

– Насрать на проклятие этой свиньи, – прошептала она и вытерла рукой кровь с лица.

– Он просит меня, чтобы никто не пострадал, не погиб, – продолжал Джинелли. – Я все так и делал. Но нынче ночью наш мирный договор заканчивается. Не знаю, сколько раз твой дед выходил сухим из воды с такими штуками. Но сейчас номер не пройдет.

Скажи ему, чтобы снял проклятие. Скажешь, последний раз я просил. На, возьми вот это.

Он сунул ей в руку листок бумаги. На нем был записан номер телефона-автомата в Нью-Йорке.

– Сегодня ровно в полночь ты позвонишь по этому номеру и передашь мне, что сказал дед. Если понадобится мой ответ, позвонишь спустя ровно два часа. Если от меня будет послание, передашь ему… если будет… Вот и все. Так или иначе дверь закроется. Никто никогда по этому номеру не поймет, о чем ты толкуешь после двух часов ночи.

– Дед никогда не снимет проклятия.

– Может, и так, – кивнул Джинелли. – То же самое мне твой братец сказал вчера ночью. Но это уж не твое дело. Делай как положено, и пусть он сам решит, что предпринять. Объясни ему, что, если скажет «нет», тогда начнутся настоящие буги-вуги. Первой будешь ты, потом двое пацанов, а дальше – кого сами выберем. Так ему все и скажи. А теперь – в машину.

– Нет.

Джинелли закатил глаза.

– Вы когда-нибудь поумнеете? Я просто хочу быть уверенным, что у меня достаточно времени, чтобы смыться в неизвестном направлении без хвоста из двенадцати легавых. Если бы я захотел тебя шлепнуть, то не стал бы передавать эти послания.

Девушка поднялась. Ее немного шатало, однако она влезла в машину и передвинулась на пассажирское сиденье.

– Это недалеко, – сказал Джинелли. Он вытер ладонью кровь со лба и показал ей. – После этого я очень хочу увидеть тебя размазанной по стенке.

Джина прижалась к дверце машины подальше от него.

– Вот так хорошо, – сказал Джинелли, садясь за руль. – Так и сиди.

Он выбрался на Финсон-роуд задним ходом, не включая фар. Колеса «бьюика» слегка забуксовали. Переключил передачу с кольтом в руке. Когда Джина зашевелилась, он нацелил на нее дуло.

– Ошибка, – сказал Джинелли. – Двигаться нельзя совсем. Ты поняла?

– Поняла.

– Хорошо.

Он проехал тем же путем обратно, держа ее под прицелом.

– Всегда вот так, – с горечью произнесла она. – Даже за крохотное правосудие с нас требуют такую дорогую цену. Он твой друг, эта свинья Халлек?

– Я уже сказал, не называй его так. Он не свинья.

– Он проклял нас, – сказала девушка, и в голосе ее, помимо злости, послышалось недоумение. – Передай ему – Бог проклял нас прежде любого своего племени.

– Эти сопли рассказывай социальным работникам, бэби.

Она умолкла.

За четверть мили от того места, где в карьере был засыпан гравием Фрэнк Спартон, Джинелли остановил машину.

– О’кей. Достаточно далеко. Вылезай.

– Конечно. – Она посмотрела на него бездонными глазами. – Но одну вещь запомни, мистер. Наши дорожки еще сойдутся. Когда это случится, я убью тебя.