Верная своему обещанию, моя мать помогала Отаки всем, чем могла. Прошло несколько месяцев, и наступило лето. Зима пришла и ушла, и с появлением молодой травы всем нам стало очевидно, что Отаки была едва ли не лучшей хозяйкой в лагере, насколько ей хватало сил; конечно, она ещё не умела выделывать толстые шкуры бизонов, но у нее получались прекрасные, мягкие шкуры оленей, толсторогов и даже вапити, из которых шили одежду и мокасины; и мокасины, которые она шила для своей семьи, были хорошо сшиты, а для её отца – красиво расшиты разноцветными иглами дикобраза. И ни у одной женщины в лагере не было большего запаса жирного вяленого мяса, пеммикана и сушёных ягод.
И во всем лагере я один знал, как она ненавидит всё, что делает, как ей хочется закинуть за спину чехол с луком и снова скакать верхом и охотиться со мной на равнинах. После каждой охоты я разговаривал с её отцом и со своим; она заставляла меня рассказывать ей все об этом, и, о, как же сияли ее глаза, как учащалось дыхание, когда я рассказывал о каком-нибудь захватывающем приключении, которое у нас было с сердитым старым гризли, а иногда и со случайно встреченным военным отрядом врага.
Больше всех остальных женщин в нашем лагере Отаки была известна своим большим интересом к нашим воинам. Когда их отряд, торжествуя, вернулся домой после успешного набега на врага, она громче всех хвалила их. И ни на одном военном танце она не обходилась без того, чтобы не самую большую долю еды для последующего пира. Различные общества – Все Друзья, Ловцы, Бешеные Псы, Несущие Ворона и другие, даже Бизоны, называли ее своей Маленькой Мамой; потому что всякий раз, когда какое-нибудь из них проводило собрание, она появлялась у дверей их вигвама и приносила большой кусок пеммикана или немного хорошо прожаренного бизоньего языка, или, может быть, котелок с тушёными ягодами.
С севера на юг мы бродили по нашим обширным охотничьим угодьям, добывая столько дичи, сколько было нужно для еды и одежды, и бобров, волков и других пушных зверей, чтобы обменять их у торговцев на ружья, табак и другие вещи белых. Так прошло еще несколько зим. Матери Отаки становилось все хуже и хуже, и всякий раз, когда мы переезжали с места на место, ее перевозили на травуа. Отаки работала все усерднее и усерднее, никогда не сидела сложа руки, и заставляла своих сестёр работать вместе с ней в полную силу; они жаловались, что у них никогда не было времени побегать со своими товарищами по играм. Теперь её братья не только следили за лошадьми своего отца, но и добывали большую часть дичи, необходимой для вигвама. Теперь я был охотником в нашем вигваме, а также пас наших лошадей. Мой отец и Утреннее Перо, освобожденные от этих обязанностей, все чаще отправлялись на войну против наших врагов; они всегда отправлялись вместе, и всегда возглавляли большой военный отряд. Они всегда были настолько удачливыми, что наши воины умоляли разрешить им последовать за ними.
Ранней весной, когда нам с Отаки исполнилось по восемнадцать лет, мой отец и Утренняя Звезда возглавили отряд из семидесяти человек в набеге на Ворон; в то время мы стояли лагерем на Большой реке, как раз над ее верхними водопадами, и мне было позволено пойти с ними как слуге двух вождей. В мои обязанности входило носить их трубки и магические свёртки, готовить для них еду и ухаживать за ними всеми способами, которые могли бы избавить их от разных проблем. Каждый раз, когда мы останавливались на отдых на, мне приходилось делать для них отдельный маленький лагерь. Предводители военных отрядов всегда держались в стороне от своих людей, чтобы им никто не мешал проводить магические обряды и получать видения, во время которых они – их тени – часто получали указания от богов о том, что им следует делать, нередко предупреждая о грядущей большой опасности.
Мы отправились в путь пешком, ночью, и в конце второй ночи разбили дневной лагерь в верховьях Жёлтой реки. Быстро, как только мог, я приготовил немного мяса для своих вождей на одном из костров воинов, отдал его им, соорудил для них две подстилки из сосновых веток под тенистым деревом, развел между ними небольшой костер, чтобы у них были угли для разжигания трубки, которую они будут использовать для своей молитвенной церемонии, а затем оставил их, чтобы приготовить себе завтрак из жареного мяса. За исключением четырех дозорных, разместившихся на возвышенностях в стороне от лагеря, все воины вскоре заснули. Пока я ел мясо, я слышал, как Утреннее Перо заканчивает молитву:
– И мы умоляем вас, о могущественные Вышние, дайте нам знать о том, что ждет нас впереди, чтобы мы могли избежать опасностей и победить наших врагов.
И затем низкий голос моего отца:
– Ай! Пожалейте нас, могучие! Даруйте нам всем успех, долгую жизнь и счастье!
Через некоторое время я подошел к их лагерю; они спали; я лег и тоже заснул.