Бегущий в лабиринте

Пока он возвращался в Глэйд, он многое понял о самом себе. Не вполне осознавая это, он представил в голове конкретный маршрут через Лабиринт по длинным коридорам, обратный тому, которым оказался здесь. Он знал, что это значит.

Минхо был прав. Скоро Томас станет лучшим Бегуном.

Вторая вещь, которую он понял о себе, пока ночь в Лабиринте еще не наступила – это то, что его тело было в прекрасной форме. Всего день назад он держался из последних сил, болело все с головы до пят. Он поправился очень быстро, и бежал сейчас практически без усилий, хотя уже приближался к концу второй час его пробежки. Не нужно быть математическим гением, чтобы посчитать, что с его скоростью и потраченным временем он пробежал половину марафона к тому времени, как вернется в Глэйд.

Раньше он не осознавал истинные масштабы Лабиринта. Километры, километры и километры. С двигающимися каждую ночь стенами. Он наконец осознал, почему Лабиринт было так сложно разгадать. Он сомневался в этом до этого момента, думая, почему Бегуны такие неспособные.

Он бежал, налево и направо, прямо, вперед и вперед. К тому времени, когда он переступил порог Глэйда, до закрытия Дверей на ночь оставалось всего несколько минут. Утомленный, он направился прямиком к Каторге, забираясь поглубже в лес до тех пор, пока не достиг места, где деревья заполняли юго-западный угол. Больше всего на свете ему хотелось побыть в одиночестве.

Когда он стал слышать лишь едва различимые звуки разговоров в Глэйде, также как блеяние овец и хрюканье поросят, его желание исполнилось. Он нашел стык между двумя стенами и уселся к нему отдохнуть. Никто не пришел, никто не докучал ему. Южная стена наконец двинулась, закрываясь на ночь. Он наклонился вперед до тех пор, пока все не прекратилось. Несколько минут спустя он снова прижался спиной к слою толстого плюща и уснул.

На следующее утро кто-то аккуратно потряс его.

- Томас, проснись. – Это был Чак. Казалось, мальчик уже успел поискать его везде.

Застонав, Томас наклонился вперед вытягивая спину и руки. Он понял, что накрыт парой одеял – кто- то решил поиграть в Мать Глэйда.

 - Который час? – спросил он.

- Ты почти опоздал на завтрак, - Чак практически потащил его за руку. – Давай, вставай. Тебе нужно начать вести себя нормально, иначе все станет только хуже.

События предыдущего дня обрушились на него, и его желудок сделал сальто.

«Что они сделают со мной?» - думал он. – «Все, что она сказала. Что-то про то, что это мы с ней сделали это все с ними. С нами. Что это значит?»

Затем он задумался, а что, если он сумасшедший. Может, стресс от Лабиринта свел его с ума. Как еще объяснить, что он слышал голос в своей голове. Никто не знал о тех странных вещах, которые говорила Тереза, или в которых обвиняла. Они даже не знали, что она сказала ему свое имя. Ну, за исключением Ньюта.

И он будет продолжаться держаться этой позиции. Все и так было достаточно плохо, и он не хотел делать все еще хуже, рассказывая людям о голосах в его голове. Единственной проблемой оставался Ньют. Томасу надо убедить его как-то, что это стресс как-то доконал его, и что нормальный ночной сон решил проблему.

«Я не псих», - сказал Томас сам себе. Конечно, он им не был.

Чак смотрел на него, подняв брови.

- Прости, - сказал Томас, вставая, ведя себя настолько нормально, насколько мог. – Просто задумался. Пойдем поедим, я умираю с голоду.

- Хорошо, - сказал Чак, хлопая Томаса по спине.

Они направились в сторону Усадьбы, Чак болтал всю дорогу. Томас не жаловался – это было самое близкое к нормальному в его жизни.

- Ньют нашел тебя прошлой ночью и сказал всем дать тебе поспать. И сказал нам, что Собрание решило насчет тебя: один день за решеткой, а потом ты приступишь к программе подготовки Бегунов. Некоторые шэнки были недовольны, некоторые воодушевлены, большинство вели себя так, словно им все равно. Как по мне, я думаю, это довольно круто, - Чак сделал паузу, чтобы сделать вдох, затем продолжил. – Когда ты в первую ночь бредил о том, чтобы стать Бегуном и прочем клике, черт побери, я мысленно так смеялся. Я продолжал повторять себе, что этого простачка ждет сильный облом. Но ты доказал мне, что я ошибся, ха?

Но Томасу не очень хотелось говорить об этом.

– Я лишь сделал то, что сделал был бы любой. Не моя вина, что Минхо и Ньют захотели сделать меня Бегуном.

- Да, верно. Давай играть в скромность.

То, что его сделали Бегуном – было последним, о чем думал Томас. О чем он не мог перестал думать, так это о Терезе, голосе в голове, о том, что она сказала.

«Кажется, я немного взволнован», - Томас усмехнулся, хотя он и съежился при мысли о Тюрьме, что он будет сидеть там весь день перед основным действием.

- Посмотрим, как ты себя будешь чувствовать, после того как побегаешь столько. В любом случае, как ты знаешь, старина Чаки гордится тобой.

Томас улыбнулся от такого энтузиазма.

– Если бы ты только был моей мамой, - пробубнил Томас, - жизнь казалась бы медом.

«Моя мама», - подумал он. Мир нахмурился на мгновение – он даже не помнил собственную мать. Он попытался отвлечься.