Бегущий в Лабиринте

— Долгая история, — сказала она, и Томас удивился — голос женщины звучал намного мягче и добрее, чем можно было ожидать. Наверно, подумал он, её можно считать другом, как, впрочем, и всю группу спасателей. Несмотря на тот факт, что они хладнокровно переехали через тело той женщины...

— Пожалуйста, — попросила Тереза. — Расскажите нам хоть что-нибудь!

Женщина перевела глаза с Томаса на Терезу и обратно, потом глубоко вздохнула.

— Да-а, пройдёт довольно много времени, прежде чем к вам вернётся память. Если она вообще когда-нибудь вернётся. Мы не учёные, не имеем понятия, чтó они с вами сделали и как.

При мысли о том, что его память, возможно, потеряна навсегда, у Томаса упало сердце.

— Кто они? — спросил он.

— Всё началось со вспышек на Солнце, — сказала женщина, и её взгляд затуманился.

— Что... — начала Тереза, но Томас шикнул на неё:

«Пусть говорит! — передал он. — Похоже, она готова рассказать».

«О-кей».

По мере того как женщина говорила, её взгляд всё больше уходил куда-то вдаль; она, казалось, впала в нечто, похожее на транс.

— ...Их невозможно было предсказать. Солнечные вспышки — явление обычное, но эти... Такого ещё никогда не случалось — массивные выбросы, невероятной высоты и силы протуберанцы. Когда их заметили, было уже поздно — они в считанные минуты всей своей мощью обрушились на Землю. Все наши спутники сгорели, тысячи людей умерли на месте, ещё миллионы — в последующие дни. Огромные территории превратились в пустыню. А потом пришла болезнь.

Она перевела дыхание.

— Поскольку экосистема разрушилась, болезнь стало невозможно держать под контролем или локализовать очаг в Южной Америке: джунгли исчезли, но насекомые остались. Люди теперь так и называют эту заразу — Вспышка. Она ужасна, просто ужасна. Самых богатых подлечивают, но выздороветь полностью не может никто. Ну, разве что слухи, приходящие из Анд, имеют хоть долю правды...

Томас чуть не нарушил собственный запрет — столько у него было вопросов. В душе нарастал страх. А женщина продолжала:

— Что касается вас, то все вы — только несколько из миллионов сирот. Они тестировали тысячи и выбрали вас. Последнее, самое страшное испытание. Всё, через что вам пришлось пройти, было тщательно продумано и взвешено. Ваши реакции, мозговые волны, даже мысли в экстремальной ситуации — всё было подвергнуто детальному исследованию в попытках найти людей, способных спасти нас и победить Вспышку.

Она снова замолкла, заправила мокрый локон за ухо.

— Большинство физических проявлений обусловлены чем-то другим. Сначала затуманивается сознание, потом животные инстинкты берут верх над человеческими. В конце концов болезнь разрушает в них всё человеческое. Она гнездится в мозгу. Вспышка живёт в их мозгу! Ужасно, ужасно... Лучше смерть, чем Вспышка.

Взгляд женщины стал более осмысленным и сфокусировался на Томасе, перешёл на Терезу и вновь вернулся к Томасу.

— Мы не можем позволить им делать подобное с детьми. Мы поклялись своими жизнями найти ПОРОК. Мы не желаем терять нашу человеческую сущность, каков бы ни был конечный результат.

Она сложила руки на коленях и опустила глаза.

— Вы всё узнаете в своё время. Мы живём далеко на севере, Анды от нас — в тысячах миль. Они называют эту местность Топка, оно расположено где-то посередине, на экваторе. Там теперь только гарь и пыль, да сожранные Вспышкой дикари, которым уже ничем не помочь. Мы попытаемся пересечь эти территории и найти лекарство. Но до этого остановим эксперименты ПОРОКа. — Она внимательно посмотрела на Томаса с Терезой. — Надеемся, вы присоединитесь к нам.

И отвернулась, уставившись в окно.

Томас взглянул на Терезу, вопросительно подняв брови. Та только покачала головой, потом положила её на плечо своего спутника и закрыла глаза.

«Я слишком устала, чтобы думать об этом сейчас, — сказала она. — Мы в безопасности, так давай отдохнём».

«Может, и в безопасности... — ответил он. — А может и...»

Он услышал посапывание — она спала. Он же даже и подумать не мог о сне: внутри кипели такие противоречивые эмоции, что он был не в силах определить, что же, собственно, чувствует. Однако это состояние — лучше, чем та душевная пустота, в которой он пребывал раньше. Он сидел, смотрел в заплаканное дождём окно, в голове крутились слова «Вспышка», «зараза», «эксперимент», «Топка», «ПОРОК»... Оставалось только уповать на то, что впредь дела пойдут лучше, чем в Лабиринте.

Он трясся в мчащемся автобусе, чувствуя, как Терезина голова подпрыгивает на его плече, когда они попадают колёсами в особенно большую выбоину; ощущал, как она опять пристраивается поудобнее и снова засыпает; слышал тихое журчание разговоров других приютелей, а мысли его снова и снова возвращались к одному и тому же.

К Чаку.

Ещё через два часа автобус остановился.