Бей. Беги. Замри

Анна узнает новость в аптеке. Мэтр Хамади звонит ей после обеда: судья подписал постановление об освобождении, Лео скоро выйдет. Ее охватывает пьянящая дрожь. Лео выходит на свободу, но когда – завтра, в выходные, на следующей неделе?

– Прямо сейчас. Он, наверное, уже заполняет бумаги. Вы можете поехать за ним.

Анна вспоминает о стуке в дверь и ворвавшихся в дом людях в черном. Вспоминает, как ждала у здания полиции и в коридорах суда, как ночью ждала, когда наконец получится заснуть, вспоминает иссушенную землю вокруг изолятора, сырость в помещении для родственников заключенных, вспоминает Розалинду, грозу и вино, потоп, трещины, сломанные ветки, она думает о Лео, о Лео, о Лео. Она вновь обретет сына. Отвезет его домой, будет кормить его, ласкать, баловать.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

В голове Анны мечутся мысли. Если бы она узнала раньше, то съездила бы за покупками, приготовила бы его любимую еду, проветрила бы комнату, застелила постель и охладила шампанское.

– Думаю, он выйдет через час или два. Но вы должны знать, что это еще не все, – предупреждает мэтр Хамади. – После освобождения он будет находиться под надзором.

И она перечисляет условия: Лео должен будет подтвердить, что снова учится или ищет работу; он обязан посещать психолога; ему запрещено вступать в контакт с пострадавшей стороной; запрещено участвовать в митингах; он обязан немедленно явиться, когда его вызовут в суд, но это будет еще нескоро, следствие идет долго, так что придется набраться терпения.

Анна останавливает ее: все это пустяки, мэтр Хамади, пустяки, мелочи, ведь ее сын возвращается домой! Закончив разговор, она отправляет сообщение Юго, звонит Колин: ей нужно срочно уехать, она забирает Лео, Лео свободен! Колин вздыхает: «Очень рада за вас, что ж, теперь можно выдохнуть». Честно говоря, рада она в основном за себя, начальница наконец успокоится, а то она уже становилась невыносимой со своей подозрительностью, все это уже ни в какие ворота не лезло.

* * *

Адвокат сказала: через час или два, но Анна беспокоится, что Лео выйдет раньше и будет стоять один на солнцепеке, с сумкой и билетом на автобус. Она хочет, чтобы первым человеком, кого увидит Лео, выйдя за порог тюрьмы, была она. И первым, что он почувствует, стали бы ее объятия и поцелуи. Она забегает в булочную, покупает круассан и газировку, прыгает в машину и мчится к изолятору. Она подъезжает в то время, когда женщины расходятся, часы посещений закончились, и Анна чувствует себя неловко, боится, что ее узнают, будут показывать на нее пальцем, станут завидовать, но никому нет дела до нее – до женщины, которая стоит одна в стороне от всех. Она повязывает голову платком, чтобы не получить солнечного удара, и прохаживается взад и вперед, чтобы размять поясницу, предотвратить судороги, то и дело смотрит на часы, разговаривает сама с собой, повторяет как заклинание имя сына. Дверь сотню раз открывается и закрывается, но это не Лео, это все еще не Лео, она начинает паниковать: что, если она неправильно поняла адвоката? Что, если все отменилось? Что, если в последнюю секунду они узнали о ее поступке? В голове роятся предположения, но она не решается перезвонить мэтру Хамади, она ждет уже полтора часа, сгорая и изнемогая от нетерпения, но оно того стоит, о да, потому что вот он, наконец, ее любимый сын. Эмоции отбирают у Анны все силы, лишают твердости, сбивают с ног, вот он, прямо здесь, на расстоянии вытянутой руки, она не может вымолвить ни слова, она плачет и сердится на себя за то, что плачет, она чувствует себя глупо, но Лео вытирает рукой ее слезы и говорит:

– Мама, у нас все получилось.

Анна Лакур ездит в лицей – сначала на местном автобусе до вокзала, затем сорок минут на поезде до города и снова на автобусе. Она встает в половине шестого утра и редко возвращается раньше девяти вечера, потому что уроки русского – в самом конце учебного дня. Выйдя из дома, она бросается бежать – нужно выкроить несколько минут, чтобы привести себя в порядок, пока родители не видят. На дне сумки спрятаны кисточка для макияжа, зеркальце и косметичка, в которой чего только нет. Все это она украла, ведь карманных денег родители ей не дают. Завернув за угол, Анна расчесывает волосы, красит губы, наносит тени на веки и удлиняет ресницы. А затем смотрится в стекла припаркованной машины, чтобы проверить, все ли получилось.

В новой школе она не очень-то вписалась. В обеденный перерыв ученики собираются в столовой или все вместе отправляются в кафе, а она в одиночестве ест сэндвич с курицей, который мама дает ей с собой. Стоит ей выйти во двор, как страх снова поднимает голову, и бо́льшую часть времени она разглядывает ворота, деревья и двери, пока звонок не избавляет ее от мучений. Двадцати пяти километров, отделяющих Анну от палачей, недостаточно, чтобы успокоить ее.

И то, что происходит позже, доказывает ее правоту.