Она думает о молчании Юго, о начале и конце, о точках невозврата, думает о тюрьме, о лишениях, об отнятой свободе, о том, как пересекаются, сливаются, растворяются разные представления о человеческих ценностях, и вдруг замечает, что едет медленнее двадцати километров в час.
В аптеку она приезжает с опозданием. Валентин уже ушел, Колин выглядит раздраженной.
– У меня были проблемы с машиной, пришлось вызывать аварийную службу, – лжет Анна.
– Я уже начала волноваться, – отвечает провизор. – Пока вас не было, я разбирала пакеты с возвратами, чтобы помочь вам. И откладывала лекарства, которые следует уничтожить, те, что от мадам Леклерк. У нее там целый склад, вы видели?
Анна останавливает ее:
– Мне не нравятся ваши намеки. Что именно вы пытаетесь мне сказать?
– Да ничего! – обижается Колин. – Просто хотела помочь. Я знаю, как вам сейчас приходится.
«Ничего ты не знаешь, – думает Анна. – Ничего».
Они неподвижно стоят лицом к лицу, и каждая пытается понять другую.
– А еще мне нужен выходной в субботу, – продолжает Колин.
– Вы довольно поздно об этом предупреждаете, вам так не кажется?
– Я много работала в эти дни, мадам Готье. И очень стараюсь вам помочь.
– Правильно ли я понимаю, что должна быть вам за это благодарна?
– В любом случае вы могли бы и помягче быть, – отвечает Колин. – Я прошу выходной, потому что он мне очень нужен. И, честно говоря, я думаю, что заслужила его.
«Она видела, – думает Анна. – Она видела, как я взяла лекарство из-под прилавка и сунула в сумку. И собирается извлечь из этого выгоду».
– Что ж, берите выходной, – бормочет она.
– Спасибо, мадам Готье. Я на вашей стороне, не забывайте.
– Не забуду, будьте уверены.
Она чувствует, как в горле что-то булькает, чувствует подступающую тошноту и… ничего. Что-то застревает в горле, мешает ей, душит ее, и она смотрит, как Колин берет сумку и готовится уйти, довольная, как любой, кто контролирует ситуацию, и Анну охватывает яростное желание ударить ее, размазать, уничтожить тварь, которая решила использовать ее, воспользоваться ее несчастьем, давить на нее, эту тварь, которая хочет подчинить ее себе, унизить, но от двери доносится перезвон – динь-дон, динь-дон, – и это словно утренний душ, ледяной душ, который прогоняет накрывшее ее облако ярости.
Она улыбается вошедшему. Это их постоянный покупатель.
– Добрый день, месье де Вилер. Чем вам сегодня помочь?
Домой она мчится на страшной скорости, несколько раз ей кажется, что она вот-вот потеряет управление и, попадись на дороге животное или любое другое препятствие, машина перевернется, но обороты тем не менее она не сбавляет. Юго уже дома. Анна ждет, что он распахнет ей свои объятия, обнимет ее, но он лишь приветственно машет рукой, и она вдруг понимает, что этого ей более чем достаточно.
Она садится напротив, он смущенно отводит взгляд, и она все понимает, но ничего не может с собой поделать и спрашивает:
– Ты поговорил с Жеро? Вы разобрались?
Юго пожимает плечами.
– А что это даст? Только испортит наши с Жеро отношения, а мы сейчас как раз работаем над важным проектом. Лео никого ничем не снабжал, это ясно. Аликс и Жеро слишком остро отреагировали, осудили его, а Тим солгал. Пусть так. Но главное, что
Он накрывает руку Анны своей рукой. Это первый физический контакт за долгое время. Она с удивлением смотрит на него, ей кажется, что Юго расплывается, как мираж в жарком воздухе, – не понять, здесь он или там, он это или кто-то другой.
«Это страх, – думает она. – Страх все искажает, завладевает всем».
– Анна, скажи, что ты меня поняла. Это ради Лео.
У нее нет сил сражаться. Она тоже в ужасе. Она боится, что в дверь постучат – «Откройте, полиция!» – и на этот раз придут за ней. Не прошло и шести часов с тех пор, как она передала таблетки Лео, худшее еще может произойти, она боится быть уличенной, унесенной грязевым потоком, сбитой с ног, растерзанной на куски, растоптанной. Поводья выскальзывают из рук, лошадь мчится галопом, падение неизбежно.
Она думает об Аликс и ее горделивой манере держаться, о Жеро и его начальственном взгляде, выдающем его уверенность в собственной неприкосновенности. Им не нужно ни о чем просить – любой тут же преклоняет перед ними колено. Незаметный сдерживающий фактор, который действовал прежде, сегодня исчезает, завеса рвется: Аликс и Жеро никогда не переставали быть главными, Анна и Юго лишь подчинялись им. Аликс и Жеро им не друзья, как и она, Анна, не подруга своей домработнице, хотя иногда сидит с ней за чашкой кофе на террасе и они обсуждают детей, планы на отпуск, погоду. Аликс и Жеро – их господа.
– Съездишь к Лео? Ему нужен отец.
Это все, о чем она может сейчас просить.