Бей или беги

Ответ нашелся сам собой: возле мужчины на земле лежал походный рюкзак. От мыслей о том, что еще может таиться внутри, рот Томасин непроизвольно наполнился слюной. Есть ли там еда? Она не помнила, когда ей довелось в последний раз набить пустой желудок чем-то более основательным, чем окаменелый шоколадный батончик. Поддавшись минутному порыву, она рванулась вперед и вцепилась в рюкзак замерзшими пальцами, но замерла, наткнувшись на взгляд незнакомца.

Она ждала удара и корила себя за то, что позволила голоду овладеть собой. Она забыла об осторожности и могла расплатиться за это жизнью. Или чем-то другим. Кто его знает, что у этого типа на уме? Хорошие люди в изменившемся мире не выживали. Омертвевшую землю бороздили толпы разномастных сумасшедших, каннибалов, маньяков и насильников.

Наигравшись с Томасин в гляделки, мужчина сам потянулся к рюкзаку, расстегнул его и бросил ей пакет, который она жадно поймала в чумазые руки. Принюхавшись к содержимому, девушка возликовала — пахло мясом. Она недоверчиво покосилась в сторону мужчины.

— О, извини, — хрипло усмехнулся мужчина, — ты же предпочитаешь человечину, а это всего лишь оленина.

— Да что ты заладил? — рассердилась Томасин, — Я не ем людей, — смягчившись, она все же спросила, — откуда оленина?

— Что за глупые вопросы? — притворно обиделся ее собеседник, — Ты разве не за этим шаталась по лесу?

Девушка предпочла оставить его вопрос без ответа и с почти звериным рыком затолкала несколько мясных слайсов в рот. Она проглотила их, толком не разжевывая, остерегаясь, что незнакомец передумает и отберет у нее пакет. Она торопилась умять, как можно больше. Ей понадобятся силы, а от голода Томасин чувствовала себя совершенно беспомощной и вялой. Еда не принесла утешения, девушка и забыла, о чем ее предостерегал отец. Не набрасываться на пищу после долгого воздержания. Ее замутило и пришлось прерваться. Мужчина очень кстати протянул ей армейскую фляжку. Внутри была вода, чуть затхлая, сладковатая на вкус, но вода.

— Почему ты меня не убил, пока я спала? — опомнилась Томасин, возвращая фляжку хозяину, — Зачем помогаешь?

— От живой тебя будет куда больше пользы, чем от мертвой, — заявил незнакомец.

Томасин напряглась — ей ужасно не понравился его тон, как и подобное заявление, прозвучавшее от того, кто был лучше вооружен и явно превосходил ее в силе и массе. Она выплюнула остатки мяса прямо на пол, бросила пакет мужчине и попятилась к безопасному, неподвижному мертвецу. Ее пальцы сами собой нащупали рукоятку ножа под одеждой.

— Что тебе нужно!? — зашипела Томасин, — Ты хочешь, чтобы я расплатилась с тобой за еду?!

— Чего?

— Я убью тебя! — вспыхнула девушка, — Я не позволю…

— Да перестань, — фыркнул ее собеседник, — о чем ты вообще? На кой черт ты мне сдалась? Ты омерзительно выглядишь и, кстати говоря, пахнешь не лучше мертвяка. Мне просто нужна твоя помощь, чтобы выбраться отсюда.

— А… — растерянно обронила Томасин, почувствовав себя отчего-то уязвленной. Она прекрасно знала о всяких вещах, что происходят между людьми, пусть и предпочитала не вдаваться в подробности. Однако осознание, что она вызывает отвращение даже у потенциального насильника, внезапно оказалось крайне неприятным. Отвращение. Маленький лесной зверек был гордым. Она сама выбрала свое отшельничество. Захотела бы… Нет.

Томасин прикусила губу. Она запуталась в собственной логике. Прежде ясные, понятные мысли, выстроенные на чистых инстинктах, обернулись лабиринтом позабытых человеческих слабостей и хитрых мотиваций. Она понимала насилие, понимала торги, как и обмен одних благ на другие. Поведение ее товарища по несчастью не вписывалось в доступную Томасин систему координат. Очень, очень странный тип.

— Эй? Что не так? — заинтересовался он, — Извини, если прозвучало грубо, но…

Извини — повторила Томасин про себя непривычное, чужое слово. Еще лучше!

— Сколько тебе лет? — вдруг спросил мужчина, — Как тебя зовут? Ты одна живешь в лесу? Или с кем-то?

— Вовсе не одна! Я живу в лагере, — выпалила Томасин и испуганно зажала себе рот руками. Ей нельзя было этого говорить — слова вырвались против ее воли. Непонятный порыв, завладевший девушкой, спутал ей все карты. Обычно она не разбрасывалась такими сведениями перед незнакомцами, но ей отчего-то захотелось доказать ему, что она не какая-то дикарка, болтающаяся тут без дела, а… что? Часть чего-то большего? Лагеря, семьи? Как же это жалко! Отец был бы в ужасе от ее поведения.

— Ладно, черт с тобой, — сдался ее собеседник, — как насчет того, чтобы подняться на поверхность?

Девушка кивнула почти с благодарностью — переведя тему, он ее выручил. Она не готова была продолжать разговор, пока не совладает со своими противоречивыми эмоциями. Она уже придумала план отступления: выбраться, убежать в противоположную от лагеря сторону, еще немного поохотиться, а заодно навести порядок в голове. Но перед этим прикончить этого ублюдка. Он, быть может, и не так уж плох, но, кем бы ни был этот человек, ему нельзя знать про лагерь.

— Что надо делать? — спросила она, чтобы отвлечься.