Бей или беги

Мне хотелось стереть эту маску с его лица и выбить равнодушие из его голоса.

— Мы оба знаем, что все изменилось. И оба знаем, почему ты теперь в страхе бежишь.

Калеб пожал плечами:

— Никуда я не бегу в страхе. Просто мне надоело.

— Ты любишь меня, — я больше не могла сдерживать своих эмоций.

Он уставился на меня. И молчал.

Тогда стала говорить я, надеясь, что он поможет мне, зная, чего это мне стоит:

— И я так люблю тебя, — прошептала я грустно.

Сердце мое обливалось кровью, потому что эти слова надо произносить с радостью, а не с печалью и сожалением. И потому что с каждой секундой молчания он заставлял меня все больше раскаиваться в этих словах.

Более того, в глазах его снова появилось жалостливое выражение:

— Я тебя не люблю. И не собираюсь по этому поводу переживать, потому что мы с самого начала договорились, что отношения у нас свободные.

— А что случилось с нашей дружбой? — вскипела я. — Так ты относишься к своим друзьям?

— Думаю, мы оба догадывались, что как только один из нас потеряет сексуальный интерес, дружбе конец.

Вот так просто.

Хладнокровно.

— Я не верю тебе.

В его глазах промелькнула злость, и я порадовалась проявлению хоть какой-то эмоции.

— Придется поверить! Скоро ко мне сюда кое-кто придет.

Меня чуть не вырвало.

— Кое-кто?

— Да, кое-кто, Эва. Кое-кто, кто будет соблюдать правила.

Он снова врал.

— И кто этот кое-кто?

— Джен, — ответил он без запинки.

Джен Грантон? Да, он точно врал. Мне стало легче.

— Зачем так пафосно, Калеб?

И все же мысль о том, что он мог уже за это время с кем-то переспать, задела меня за живое.

— Ты собирался просто начать с кем-то спать, даже не предупредив меня о том, что между нами все кончено?

Секунду он молчал, а потом отвернулся, как будто ему трудно было смотреть на меня.

— Хватит врать, — сказала я. — Джен не едет сюда.

— Это в любом случае не твое дело, — рявкнул он, но за его яростью я видела только панику. — Мы больше не вмешиваемся в дела друг друга.

Я покачала головой, расстроенная тем, что он никак не хочет признать правду. Калеб был обычно так прямолинейно честен, что теперь я не понимала, как с ним разговаривать. Надо заставить его признаться в том, что он любит меня, но как?

— Почему ты хотел, чтобы я поверила, что ты с ней встречаешься?

— Может, потому что это так и есть?

— Нет. Ты привык к дорогому шампанскому, Калеб. Ты не станешь переходить на дешевое вино.

Восхищение вспыхнуло в его глазах, и он усмехнулся:

— Тебе не идет высокомерие, Эва.

— Еще как идет, — я шагнула близко к нему и увидела, как мгновенно он напрягся. — И ты хочешь меня прямо сейчас.

Он взял меня за плечи и бережно, но твердо оттолкнул:

— Не знаю, как сказать яснее. Между нами все кончено. Ты настаивала на этом разговоре — ты его получила. Я больше не хочу тебя, потому что ты нарушила правила. Думаешь, я не понял, что твои чувства ко мне изменились после того, как ты закатила истерику насчет Кариссы?

Меня как будто ударили под дых:

— Закатила истерику? Да пошел ты, Калеб!

— Ты сама виновата, — он отвернулся и подошел к окну, добавив издевательски: — Теперь ищи кого-нибудь другого, чтобы проделывать с ним такие штуки.

— Прекрати! — закричала я. — Что же ты делаешь? Я знаю, что ты напуган. Я и сама боюсь! Но между нами возникло что-то необыкновенное, настоящее. Не отказывайся от этого из-за нее. Если я готова рискнуть и дать нам шанс, то, может, ты тоже попробуешь?

Он обернулся через плечо, но выражение лица нельзя было рассмотреть, потому что он стоял против света от залитого солнцем окна. Потом развернулся и решительно пошел на меня.

— Я пытался быть максимально дипломатичным, — ледяным голосом процедил он. — Но поскольку это не работает, то вот тебе правда. Я никогда не смог бы полюбить тебя, Эва. Теперь понятно? Никогда.

Каждое слово, как кинжалом, ранило мое сердце, оно обливалось кровью. Однако даже последняя искра надежды, что это говорит не Калеб, а его страх, исчезла, когда он смерил меня с головы до ног таким взглядом…

В его взгляде было тщательно скрываемое пренебрежение. Это напомнило мне взгляд Ника, когда он говорил о том, что никогда не сможет любить меня так, как Джем.

И вот тогда мне все стало ясно. И это просветление было такой силы, что секунду-две я просто не могла дышать. Но потом инстинкт самосохранения возобладал, и я с хрипом жадно глотнула воздух, не осознавая, что Калеб сделал шаг мне навстречу, но чувствуя только тяжесть открывшейся мне истины.

— Для тебя я тоже всегда была только сексуальным объектом, — сказала я мягко, не видя ничего перед собой. — Просто симпатичной мордашкой.

Поскольку он ничего не говорил, я попробовала еще раз:

— А твоя ревность? Твои собственнические замашки? Они ничего не значили?

— Это не любовь. Это похоть. Простая и грубая. Ты красива и знаешь, что нравишься мне. Да, я хотел, чтобы ты принадлежала только мне. Но это не любовь. Не то, что тебе нужно. Поэтому нам надо покончить с этим.

Ничего хуже он не мог сказать. Если он хотел убить во мне любовь, ему это удалось идеально. В одно мгновение я возненавидела его сильнее, чем кого бы то ни было в своей жизни.