Бех [СИ]

Зима ушла, а на лепестке засверкало несколько точек. Одна из них горела очень ярко, огненно-красным светом, пульсация от нее грела ладонь. Что бы это могло быть? Эуи слегка коснулся пульсирующей точки, и она постепенно приблизилась, коснулся еще, и вновь проявилась та же комната, только теперь ее можно разглядеть. В самом помещении было необычно пусто, но в центре — стоял огромный, кубический, каменный саркофаг. Камень как-будто просвечивал. Он был серо-стального цвета, и почти не испускал света.

— Таааак, — забормотал Эуи, — судя по многочисленным линиям можно предположить, что это находится где-то в центре паутины лабиринта.

Пульсация в ладони усилилась, и Эуи, в попытке успокоить реакцию трона, прижал точку центром ладони.

Пульсация остановилась, ладонь присосало к лепестку, и через секунду лепестки пришли в движение! Все лепестки подлокотников и подложек ступней стали сворачиваться в трубы, обволакивая Эуи руки и ноги, а затем и другие лепестки стали обнимать и прижимать тело Эуи, двигаясь четко по спирали! Бутон стал быстро закрываться, лепесток за лепестком. Казалось, что этим лепесткам нет числа, и через несколько секунд Эуи оказался завернут и стянут ими как коконом. Открытым оставалось только лицо. Завершал все эту конструкцию балдахин, который вдруг стал расти из ниоткуда. Сначала тонкой паутинкой, а затем жестким и одновременно гибким панцирем. Эуи ощутил свободное падение в пропасть, в темную, мерцающую, пересекающую световыми линиями и полной темнотой! Весь этот калейдоскоп движений и действий длился какое-то время, бесконечно долгое, как показалось Эуи. Постепенно стала наваливаться тяжесть в теле. Затем все затихло и замерло. Странно, но Эуи не испытывал страха или тревоги, у него не возникало желания высвободиться или позвать на помощь. Он замер в ожидании. Перед глазами стала со скрипом и каменным скрежетом двигаться стена. Справа и слева, от краев стены, засерел тусклый свет помещения. Стена остановилась, балдахин и лепестки пришли в движение, постепенно освобождая Эуи от плена. Перед ним все еще была стена. Когда наконец-то освободились руки и ноги, он встал и обошел стену справа, и его взгляду предстал тот самый серый, как будто прозрачный, саркофаг!

— Аааа, — снова забубнил ошалевший Эуи, — так ты не только трон, но и мое транспортное средство по тоннелям подземного лабиринта! А что же спрятано в толще горы, ведь саркофаг — это хранилище?

На четырех гранях куба вырисовывались фрески с изображением огромного глаза со змеиным зрачком, похожего на нитку угловатых бус, рваный диск пламени с черным пятном в центре, старинную карту с материками и не известными для Эуи текстами, и огромное яйцо с сеткой трещин по поверхности. С четырех сторон яйца святились старинные надписи. От них веяло какой-то тревогой. Изображение яйца было настолько реалистичным, что хотелось потрогать, постучать по нему, чтобы проверить его жизнеспособность. Эуи протянул руку к изображению, а рука не нашла препятствия и прошла вглубь куба! Эуи, действительно, ощутил едва теплую скорлупу.

В голове раздался голос юноши, почему-то Эуи отчётливо понимал, это — голос юноши.

— Здравствуй, отец, — пауза, — ты не спешил.

— Отец? Я?

— Ты разве не король?

— Я король, но…, — Эуи задумался, — Я стал тем, кем я стал, не зная, как я им стал. Вот. Могу ли я отрицать чье-либо утверждение, не зная истины?

— Я — истина, отец, я — твой! Ты пришел дать мне жизнь или это просто очередное путешествие в бесконечность? Мой ресурс любви к тебе на исходе, но притяжение такое сладкое и сильное, что объятия твои объединили бы нас навсегда. Я голоден, отец. Мне нужен огонь и твоя мудрость. Я хочу почувствовать силу наших крыльев. И мне нужен опыт, много опыта. Отец, мне холодно.

Эуи увидел картинку-видение: человеческий малыш стоит в кроватке, надрывается, зовет в изнеможении! Уже давно, давно к нему никто не подходит. Нет никого, он рыдает, а сил остается все меньше и меньше! Малыш затихает, садится и смотрит в никуда взрослыми глазами, полными слез. Тихо лепечет что-то себе под нос, утешая и уговаривая себя, но и этот лепет все тише, тише и тише…

Эуи рывком схватил яйцо и прижал его к себе как младенца, крепко обхватив руками и крыльями.

Откуда-то проснулось огромное чувство, любви к нему, к его сыну!

— Я сейчас, сынок, погоди, я сейчас, мы все найдем, исправим…, — бормотал, и бормотал и бормотал, как в бреду Эуи, таращась в пустоту огромными влажными глазами.

В руках Эуи яйцо стало покрываться сеткой огненных прожилок, сама скорлупа стала набухать и увеличиваться в размере. Эуи видел все изменения, но не чувствовал обжигающего огня, исходящего от яйца. Вокруг яйца стало появляться голубоватое свечение пламени. Разрастаясь в размере, пламя вскоре его поглотило и Эуи, превратившись в огромный, пылающий голубым, огненный сноп.

В ушах Эуи сначала гудел, а затем ревел бушующий огонь, который только ласкал его, не причиняя при этом никакого вреда.