Бэль, или Сказка в Париже

— Понимаете, Софи! — убеждал ее Павел Андреевич. — У нас с вами нет другого выхода! Ну, скажите, кто даст нам открыто любить друг друга здесь, в России? Или вы хотите, чтобы наши отношения всю жизнь были таковы, как теперь? А если нам захочется завести семью, ребенка? Конечно, мне досталось от отца кое-какое состояние, но для нашего с вами будущего этого недостаточно.

Боже мой! Как трепетало ее сердце от этих слов! И как она сама хотела ребенка, которого Бог все еще не дал ей до сих пор! А тут — семья, ребенок, да еще от него! А цена-то — всего лишь три отцовские картины!

— И слава богу, что нашелся такой человек, который готов заплатить за эти картины огромную сумму, — убеждал ее Павел Андреевич. — Мы сможем купить дом в Англии, и там любовь наша не будет иметь преград!

Он дал ей на раздумье неделю. И она, заглушая тревожный голос сердца любовными грезами, согласилась.

План был прост. Софья должна была усыпить дворецкого сильным снотворным, имитировать ограбление дома, глубокой ночью вынуть картины из рам и запрятать их в своей комнате, а потом, воспользовавшись удобным случаем, передать их Павлу Андреевичу.

Осуществить первую часть плана для нее оказалось несложно, ибо в тот момент она еще не почувствовала всей серьезности этого мероприятия и щемящих укоров совести. Но когда дело дошло до снятия картин, она испугалась. Ее трясло как в лихорадке, руки не слушались, она несколько раз укололась о гвозди, торчащие в рамках. «Что ты делаешь, что творишь?!» — больно кричало ей сердце, когда дело дошло до картины «Бэль», но она продолжала начатое, понимая, что отступать теперь уже поздно: дворецкий лежал у двери, первые две картины небрежно валялись на полу и вернуть их на место уже не представлялось возможным. Но главное — Ратников! Ведь после этой переживаемой ею пытки ее ждала его любовь.

Спрятать картины не составило труда. В последние два года у них с мужем уже были отдельные спальни: Софья постоянно ссылалась на недомогание. Свернув картины в рулон, она положила их за шкаф, который стоял в углу ее комнаты и который заранее был ею немного отодвинут от стены, а сверху забросала остатками материи от шитья, которые якобы на время были положены швеей на шкаф и случайно за него упали.

Передача картин произошла через четыре дня. Софья уложила картины между приготовленными для переделки платьями и, не доверяя никому из слуг, самолично повезла атрибуты своего гардероба к портнихе. Дом портнихи находился в Столешниках, около трактира, за которым был небольшой пустырь. Там и поджидал Софью Павел Андреевич Ратников со своим тибетским другом Ку-Льюном. Подъехав к месту, Софья отправила своего кучера в трактир, дав ему на выпивку.

— Иди в трактир, Максим. Я, пожалуй, задержусь, — сказала она, неимоверно обрадовав охочего до выпивки Максима.

«Стук, стук!» — радостно подпрыгнуло сердце, как только она увидела любимого. Павел Андреевич, едва заметно улыбнувшись ей, поспешил навстречу, однако, как было условленно, прошел мимо. Ах! Как он был хорош! Его напряженное лицо выдавало волнение и оттого казалось строгим, серьезным и более мужественным, чем всегда.

«Не волнуйся, любимый! — подумала в порыве непомерного обожания Софья. — Я сделала все, как ты хотел! Только ради тебя! Только ради тебя и нашей любви!» Тут, не успев еще изменить одухотворенного выражения лица, которое возникло от этих мыслей, она встретилась глазами с идущим вслед за Ратниковым Ку-Льюном. Ее радость померкла, ибо тибетский друг Павла Андреевича одарил ее холодным насмешливым взглядом.

«Конечно, он заметил, как я смотрела на П.А., — расстроилась Софья, то ли оттого, что застеснялась своего любовного порыва, невольным свидетелем которого оказался этот человек, то ли от его холодности, а значит, непонимания и неприятия их с П.А. любви. — Да бог с ним! — тут же сказала она себе. — Ему и впрямь нас не понять! Где ему!» И вновь счастливо заулыбалась своим сладострастным мыслям.

На Ку-Льюне была серая в крапинку ситцевая рубаха-косоворотка, синие шаровары, заправленные в кирзовые сапоги, и стеганая черная безрукавка. Одним словом, по замыслу, чтобы не обращать на себя особого внимания, он был одет как обычный кучер. Поравнявшись с ней вплотную, Ку-Льюн, не меняя выражения глаз, лениво растянул губы в приветственную полуулыбку, Софья кивнула ему в ответ.

«Как только мы соединимся с П.А., тут же уберу от него этого типа, — подумала она. — Уж больно он неприятный, да к тому же постоянно толчется возле П.А., лишний раз лишая возможности общения наедине, что и так случается не часто».