Бэль, или Сказка в Париже

— Почему, почему! — перебил его дед. — Похудела, осунулась, ходит бледная, как тень, в глазах тоска…

Егор тяжело вздохнул в трубку. «Господи! Какая же я скотина! Что же я делаю? Что я делаю вообще?» — в отчаянии подумал он.

— Дед, а… она часто к тебе заходит?

— Да заходит! Можно сказать, что и не редко! Заходит и смотрит по сторонам, словно кого-то ищет, взглянет на «Бэль» — и в глазах слезы. Вот такая штука, Егор.

— Дед! Я не знаю, что мне делать. Кого из них двоих мне оставить несчастной?

— Здесь я тебе не советчик, Егорушка, — непривычно мягко сказал Егор Алексеевич.

После этого разговора с дедом Егор не спал всю ночь, и на следующий день произошло их первое объяснение с Флер.

Он приехал к ней после работы и в общем-то не собирался ни о чем говорить. Флер, увидев его не выспавшегося, осунувшегося, встревожилась:

— Что с тобой, Эгор?

— Ничего! — покорно, по привычке, сказал он.

— Нет! Я же вижу, что-то случилось?!

Он поднял на нее воспаленные глаза, в которых Флер увидела всю его боль, и ужаснулась, как-то сразу догадавшись… Догадавшись о том, что эта боль… Именно такая, как вот сейчас у него, может быть только от страдания! От страдания по любимому человеку. У нее все опустилось внутри от предчувствия грядущей беды, от ее неизбежности и тут же что-то взбунтовалось, — возможно, чувство собственности или инстинкт самосохранения, не желающий принимать правды, которая способствует разрушению уже привычного, устоявшегося.

Она подошла к Егору, понимая, что ей следует сейчас же все выяснить, а выяснив, принять удар на себя. Он, похоже, уже свое отстрадал, и теперь наступала ее очередь. Но она не хотела, не желала этого принимать. И солгала, притворившись, что ничего не понимает.

— Эгор! Милый, иди ко мне! — Она обняла его и принялась целовать в небритые скулы. — У тебя был плохой день? Не переживай, дорогой, сейчас мы все уладим! Я приготовила потрясающий пудинг с клубникой, как ты любишь, и, знаешь, давай выпьем вина?

Он нежно отстранил ее от себя:

— Флер, не надо.

— Что не надо?

В ее глазах промелькнул испуг.

— Ты же все поняла! Я заметил это по твоему взгляду.

— Эгор, я…

И тут глаза ее наполнились слезами.

— У тебя… У тебя кто-то есть?

— Здесь — нет!

— Здесь? Как это?

— Здесь, в Америке, нет, а вот здесь — есть! — Он приложил руку к сердцу.

— Эгор! Нет! Нет! — Она заплакала. — Этого не может быть, этого не может бы-ыть!

— Флер, прости меня, слышишь! — Он подошел к ней и нежно обнял. Она нервно передернулась, пытаясь стряхнуть его руки.

— Уходи! Слышишь? Уходи сейчас же!

Она, рыдая, опустилась на корточки прямо в прихожей, а он был не в силах ни о чем думать, на него навалилось опустошение, безразличие ко всему!

«Тупик! — возникло в голове определение происходящему. — Тупик!» — снова повторил он про себя. Постоял еще некоторое время точно в беспамятстве, а потом вдруг включился слух.

Флер рыдала со всхлипыванием, с причитаниями, у нее начиналась самая настоящая истерика.

— Флер, Флер! — воскликнул он, и предательское чувство жалости затопило ему сердце.

Он взял девушку на руки и отнес на кровать, а потом принялся утешать поцелуями и вымаливать прощение, обещая, что никогда ее не бросит.

Так продолжалось три месяца. Флер плакала, он ее утешал, потом на какое-то время у них налаживались довольно ровные отношения, до очередного «угасания» Егора.

И вот однажды Флер пришла к нему, решительно на что-то настроившись.

— Я больше так не могу, Эгор. И не хочу, — сказала она.

— Как не хочешь? — спросил он, и в душе его забрезжило желанное чувство освобождения.

— Так! Я не хочу больше тебя с кем-то делить!

— Ты и не делишь, Флер, ты…

— Не говори глупостей! Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Конечно, ты не можешь делить меня с ней физически, если она находится в Москве. Одним словом, я все решила, Эгор.

— Что ты решила?

— Нам надо расстаться!

Она говорила спокойно, без слез и истерики, и Егор понял, что для этого просто пришло время. Оно усмирило ее протест, помогло согласиться с неизбежным. Конечно, она будет еще долго страдать и ловить отзвуки своего несбывшегося счастья, счастья с ним! Но самое страшное уже позади. Теперь Егор видел это.

«Как хорошо, что я не ушел от нее три месяца назад, после нашего первого объяснения, — подумал он. — Страшно представить, что бы тогда могло с ней произойти!»

Он чувствовал, что время все изменило, теперь легче и ей, и ему.

— Я поеду домой, Эгор, — сообщила Флер.

— В Чарльстон?

— Да. Вчера я наконец уволилась с работы и теперь могу уехать.

— Как уволилась?

— Я давно собиралась это сделать, просто тебе пока не говорила.

— И когда же ты уезжаешь?

— Послезавтра!

— Флер, прости меня! Хотя это так глупо с моей стороны — просить у тебя прощения.

— Почему же? Можешь считать, что я тебя простила. Какой смысл таить на тебя зло, если в том нет твоей вины?

— Спасибо, Флер! Ты даже не представляешь, как это важно для меня. Во сколько у тебя послезавтра поезд?

— Я не хочу, чтобы ты меня провожал.

— А как же вещи, и вообще…

— Мериэм и Роджер проводят, я с ними уже договорилась. Прощай, Эгор!

Он ничего ей не ответил. Флер тихо вышла.