Сегодня из Риги получены сведения о решении председателя Русско-украинской мирной делегации тов. Иоффе, с одной стороны, и Яна Домбровского, председателя польской делегации, с другой стороны, подписать договор о перемирии и прелиминарных условиях мира между Россией, Украиной и Польшей не позже 8 октября.
Фактически приостановка военных действий предполагается не раньше 15 октября — срок, необходимый, по заявлению поляков, для сообщения в Варшаву и оттуда по фронту об этом.
Возможно, что такая медлительность и лавирование польских деятелей вызывается желанием Франции дать возможность Врангелю сделать последнюю попытку нанести нам в ближайшие дни удар с юга.
Последнее заставляет армии Южного фронта напрячь все силы и революционную энергию, чтобы стойко и бодро выдержать этот удар и отразить и разбить врага.
Комюжфронтом Фрунзе
Член Реввоенсовета Бела Кун
№ 139 Болв 20 19 33 Оперативн. Реввоенсовет Южфронта Павлоград 21/10
Передайте тов. Фрунзе, что 2 Сибирская стрелковая дивизия в полной боевой готовности. Получено 4 тысячи шинелей, требуется еще столько же. Настроение 9 тысяч бойцов великолепное. Нами приняты все меры к улучшению сообщения. В 23 дивизии недостает амуниции. Штабу Махно предложено вернуть перешедших к ним пулеметчиков, в случае сопротивления со стороны перешедших обезоружить и доставить этапом в свои части. Прибыл начштаба махновцев. Завтра утром выезжаем из Павлограда в штаб махновцев на ст. Ульяновка. Вечером вернусь Павлоград, откуда поездом отправляюсь Хорьевку к петроградским курсантам.
Член РВС Бела Кун.
(Надо сказать, что поездка в ставку Махно, где нужно было договориться о совместных действиях против врангелевцев, была не только сомнительной по своим результатам, но и весьма опасной.
Бела Кун считал, что если он поедет безоружный и почти без всякого сопровождения, то это хорошо подействует на Махно и его дружков. Так и случилось. Махновцев поразила личная отвага Бела Куна и то, что во время обыска у него не нашли даже пистолета.
В своих воспоминаниях Буденный пишет об этом периоде так:
«Моя встреча с Бела Куном произошла глубокой осенью 1920 года при освобождении Крыма. Меня, как командующего Первой Конной армией, и члена Реввоенсовета армии К. Е. Ворошилова вызвал командующий фронтом М. В. Фрунзе. Мы приехали на станцию Апостолово. Но к нашему приезду Бела Кун уехал выполнять важное задание. Потом мы узнали, что он ездил на переговоры с Махно… Решено было использовать махновские части для борьбы против Врангеля. Бела Кун взял на себя выполнение чрезвычайно опасной задачи. Махно был хитрым и коварным. Он мог пойти на любую авантюру, вплоть до убийства. И то, что Бела Кун поехал в самое логово этого бандита, говорило о многом. Следовало быть не только смелым человеком, но и умным дипломатом. И Бела Кун блестяще справился со своей нелегкой задачей».
Соглашение было заключено. И махновцы придерживались его до самого разгрома Врангеля. Затем снова начали действовать «самостоятельно». Когда же взялись за свои обычные убийства и грабежи, были разбиты Первой Конной армией Буденного.
Как-то однажды в разговоре Бела Кун признался, что в штабе Махно он чувствовал себя довольно неуютно. Ведь достаточно было одного неосторожного слова, и махновцы тут же, без разговоров прикончили бы его. «Это бы еще пустяки, — смеясь, заключил он, — но вместе со мной прикончили бы и союз против Врангеля и с тыла напали бы на Южную армию».)
Что же еще знаем мы о Бела Куне на Южном фронте?
Очень мало. Пока это было возможно, пока живы были участники сражений, у них никто не просил воспоминаний. Поэтому мне особенно радостно было прочесть в книге «По следам героев революции» М. Озерова (как видно, энтузиаста-исследователя истории Крыма эпохи революции и гражданской войны) воспоминания генералов в отставке — И. К. Смирнова и П. Е. Хорошилова.
Я позволю себе привести из них отрывки, ибо со страниц воспоминаний этих героев гражданской войны встает доподлинный Бела Кун, такой, каким и я его знала. Как видно, он не изменял себе — в любой обстановке оставался самим собой. Таким же был и на Южном фронте, куда приехал вскоре после самого трагического события своей жизни — поражения венгерской пролетарской революции, когда он был истинно в своей стихии: в постоянном непосредственном контакте с массами, которые совершили революцию и ради которых она совершилась.
Судя по воспоминаниям И. К. Смирнова и П. Е. Хорошилова, так же вел он себя и в качестве военного руководителя.