В эту пору и сложились дружеские отношения между Бела Куном и Маришкой Гардош, которая приехала в Колож-вар молодой девушкой, но уже «опытным деятелем рабочего движения», чтобы сдать там экзамен на аттестат зрелости. С аттестатом зрелости у нее, разумеется, ничего не вышло. Вместо того чтобы заниматься, Маришка Гардош выступала с Бела Куном на собраниях рабочих, участвовала в демонстрациях.
Любопытно, что уже в 1905 или 1906 году схватились эти два социалиста — Маришка Гардош и Бела Кун — с тем самым Кароем Хусаром, который позднее, в самый кровавый период белого террора, был премьер-министром хортистского контрреволюционного правительства.)
Как видно, в истории случайностей не бывает, бывают разве только неожиданности.
Семья Кунов жила в очень стесненных условиях. Мать, бывало, месяцами не выходила из дому, особенно зимой, потому что у нее не было теплой одежды.
Эта замечательная женщина никогда не жаловалась, не роптала, молча разделяла она участь бедноты. Каждый грош — тогда уже и сын Бела зарабатывал кое-что уроками и журналистикой — уходил у нее на то, чтобы кормить семью, обучать детей. Бела был ее любимцем. «Он родился для великих дел», — говорила мать Бела Куна Маришке Гардош. «Когда я бывала у них, частенько она сидела вместе с нами, участвовала в наших разговорах и не раз вставляла умные, дельные замечания».
Если у нее оставалось время — ведь все заботы по хозяйству ложились на ее плечи, — она читала, старалась быть в курсе интересов сына и мало того, что не мешала ему участвовать в трансильванском рабочем движении, но, сколько была в силах, даже помогала ему. С удовольствием она принимала друзей и товарищей сына, с приезжими из провинции делила свое тесное жилье, кормила их, не думая о том, что на другой день, может быть, не на что будет сварить обед семье. Окрестная беднота очень любила эту добросердечную семью, а больше всех — мать семейства.
Недавно пришла ко мне пожилая женщина, которая жила в те времена по соседству с семьей Кунов. Она вытащила из сумки пожелтевший альбом, в который в 1903 году Бела Кун вписал ей несколько строк. Растроганная, вспоминала о том, сколько раз он помогал ребятам с Моношторской улицы писать школьные сочинения.
Это желание помочь людям так и осталось на всю жизнь самой характерной чертой Бела Куна.
Среднее образование он получил в коложварской реформатской коллегии.
По мнению педагогов, он был трудный мальчик. После раздачи аттестатов зрелости директор гимназии Лайош Шаркань обратился к отцу Бела Куна со следующими словами: «Сударь, ваш сын закончил гимназию, и, как видите, довольно успешно. Но я считаю своим долгом предупредить вас: если вам не удастся удержать его от провозглашения бунтарских идей, то, может статься, ваш сын будет великим человеком, но, может быть, он окончит жизнь на виселице». (Об этом отец Бела Куна рассказал мне в 1928 году, перед самой своей смертью.)
Надо сказать, что Бела Кун уже и в школьные годы значительно глубже занимался венгерской литературой, чем этого требовала гимназическая программа. Его несколько раз премировали за сочинения. Любопытно, что последнее, что он написал в 1937 году, был труд о Шандоре Петефи, и первое серьезное гимназическое сочинение было тоже написано о народной поэзии и о Петефи.
Недавно получила я из Коложварского архива фотокопии этих сочинений, удостоенных премии, — две тетради: девяносто шесть и сто двадцать восемь страниц.
Я приведу из них несколько отрывков, ибо они позволят глубже заглянуть во внутренний мир юноши Бела Куна.
«…Каким чувствительным сердцем, каким поистине восточным богатством фантазии наградила природа венгерца…
…Как приятно читать эти наивные песни, проникнутые непосредственными чувствами и дышащие чистой поэзией, человеку, который утомлен борьбой за существование и не может найти утешение в современной поэзии, отражающей раздерганную картину нашей эпохи. (Так пишет семнадцатилетний юноша за четыре года до вступления в венгерскую литературу Эндре Ади, который сразу же стал властителем дум передовой венгерской молодежи.)
…Исторические условия жизни Венгрии были весьма различны, развитие народа шло самыми разными путями, потому-то и отличаются так друг от друга творения народной поэзии. Их можно разделить на две большие группы… Первая похожа на неподвижное озеро, зеркало которого только изредка взбаламучивают вихри, но уж коль взбаламутят, то волны вздымаются почти до небес… Вторая — чистая река, она весело течет и отражает окрестности во всей их переменчивости…»
Достойно внимания и то, какой богатый фольклорный материал поднял гимназист Бела Кун. В сочинениях его встречаются такие баллады и романсы, которые и поныне известны только фольклористам, подлинным знатокам венгерской и секейской[5] народной поэзии.
Глубина социального анализа некоторых баллад поистине изумляет читателя этого гимназического сочинения, позволяет почувствовать и более позднего Бела Куна.