Бела Кун

Во время взятия почтамта товарищ Бела Кун все время участвовал в боях, появлялся то тут, то там, воодушевляя красногвардейцев, и сам тоже сражался с оружием в руках.

Шло уже очищение улиц и домов, прилегавших к почтамту, когда вдруг к лестнице, ведущей к парадной двери, подъехала грузовая машина, с которой соскочил какой-то эсеровский командир.

Не зная, что почтамт уже наш, он приказал двум приехавшим с ним солдатам, чтобы они сгрузили с машины два пулемета и патроны. Солдаты выполнили приказ, а мы тем временем окружили приехавшего. Товарищ Самуэли попросил у него документы. Тот не подчинился, так что мы обыскали его. Отняли найденный в кармане никелированный пистолет и передали его товарищу Самуэли. Оба пулемета вместе с патронами конфисковали, а пленного повели к товарищу Бела Куну, который вместе с советской комиссией из двух человек разбирал такого рода дела. Схваченный и тут не мог представить никаких объяснений, и тогда его вместе с двумя солдатами и шофером грузовика отвели в штаб красных.

Очищение от повстанцев улиц и домов, прилегавших к почтамту, прошло быстро. Уже на другой день работа на почтамте шла полным ходом. На третий день во всей Москве восстановился порядок, даже в окрестностях Покровских казарм, где было самое гнездо восстания».

Об этом же событии рассказывает в своих простых, от сердца идущих воспоминаниях и Ковач-маленький, который служил тогда в кремлевском отряде интернационалистов:

«…В один из теплых летних вечеров товарищ Бела Кун вернулся домой в Кремль. Видно было по нему, что в городе какая-то беда. Он бросил шляпу на кровать, а куртки даже не скинул. Сообщил всем товарищам, что на V съезде Советов эсеры ведут себя отвратительно. Требуют, чтобы Советская власть возобновила войну с немцами. Сегодня после обеда, — продолжал Бела Кун, — убили посла графа Мирбаха, чтобы Германия снова напала на Советы… Слушатели школы, — сказал Бела Кун, — должны с оружием в руках выйти из крепости (так именует Янош Ковач Кремль. — И. К.)… Так оно и случилось. Я, например, стоял с винтовкой на часах там, где заседал съезд Советов (в московском Большом театре. — И. К.). Утром меня сменили, и я пошел обратно в крепость. Оттуда под руководством товарища Эрне Пора нас человек восемьдесят направилось к Главному почтамту. Здесь увидели мы Бела Куна, который казался уже очень утомленным. Когда мы прибыли, он отдал приказ идти на штурм почтамта. Несколько минут спустя мы подошли к самому зданию, где объединились с отрядом, который вел товарищ Самуэли. Так удалось нам взять обратно почтамт. До сих пор так и вижу перед собой товарища Самуэли, так и слышу, как он кричит: «За мной!»

После того как прочесали все здание, товарищ Бела Кун дал новый приказ: «К Покровским казармам!» — они были в руках эсеров. В одном из бараков возле казарм мы захватили отряд в двадцать семь человек и по указанию товарища Самуэли препроводили его в Кремль. Передав пленников, мы снова пошли туда, где был товарищ Бела Кун. Когда товарищ Бела Кун увидел меня, то крикнул:

— Ковач-маленький! Вы живы?

— А почему вы спрашиваете, товарищ Кун?

— Потому, что показалось мне, будто на одном из перекрестков вас пристрелили. Я еще сказал товарищам: «Бедный Ковач-маленький!»

…В это утро эсеры рассыпали по улицам Москвы клеветнические листовки против товарища Куна, в которых в числе прочего было сказано, что товарищ Кун немецкий шпион.

Я тому ничуть не удивился, так как видел, что товарищ Кун был организатором и руководителем всей военной операции взятия почтамта.

Но недолго удалось нам побеседовать с товарищем Куном об этих листовках, потому что он надел куртку, шляпу и, сказав: «Я вынужден буду ответить им в «Правде», — ушел».

«…В середине июня 1918 года тридцать слушателей закончили школу агитаторов, — пишет в своих воспоминаниях товарищ Гистл. — Слушатели этой школы два месяца подряд по девять-десять часов в день изучали «Коммунистический манифест», общественные формации, историю венгерской социал-демократической партии и риторику. Кроме того, они получили кое-какое представление о капитализме и всемирной экономической географии….

У Московской военной группы было много друзей среди наркомов Советской России. В первую очередь это был товарищ Ленин, который не только высоко ценил, но и очень любил товарища Бела Куна и через него всю Венгерскую группу, которая, по его мнению, благодаря хорошей газете, выходившей дважды в неделю, агитаторской школе, томикам «Коммунистической библиотеки» и другим революционным делам вела успешную работу в интересах укрепления завоеваний Великого Октября».

После январской забастовки 1918 года, которая была сорвана руководством венгерской социал-демократической партии. Бела Кун привел в «Правде» слова Лео Франкеля[35]: «Лучше уж погибнуть в трущобах Парижа, чем участвовать в движении этих дармоедов». А дальше Бела Кун писал: «Ни один настоящий марксист не может оставаться в этой партии… В Венгрии неизбежно создание новой партии…»