Белая акула

Коргин проводил гостью в столовую, усадил за стол, сам устроился напротив. Он снова пялился на нее исподлобья, и Александра наконец сообразила, на что это похоже — на взгляд хищной птицы, примеряющейся к жертве. Это вовсе не означало, что Александра ему не нравилась или что он собирался ей навредить. Просто такая привычка, сформировавшаяся к старости, намекала, чем он занимался всю жизнь.

— Ты меня помнишь? — спросил он.

Воспоминания из той жизни, которая была до похищения, были запрятаны так далеко, что уже казались ненастоящими и чужими. И все же долгая дорога к этой ферме помогла Александре, дала время порыться в них, и теперь можно было ответить уверенно:

— Немного. Не вспомнила бы, если бы специально не старалась.

В ее детстве Александр Коргин не имел большого значения. Он был здоровенной хмурой фигурой рядом с ее отцом. О том, что в честь него назван кто-то из детей Михаила Эйлера, и речи не шло.

— Теперь расскажи мне, что с тобой случилось. Я был уверен, что ты мертва… давно уже мертва.

Он сказал это как-то странно: вроде и приказ, но приказа в его словах не чувствовалось. Вроде и попросил, а форма для просьбы неподходящая. Александра решила, что смысла цепляться к словам нет, только время зря потратит. Уже понятно, что ради получения того самого послания от отца ей придется рассказать правду.

Хотя ничего приятного в этом не было. Александра не вдавалась в подробности, указывала только сухие факты, которые мог понять человек, связанный с охраной закона. И все равно ее водоворотом утягивало туда — в те страшные дни и еще более страшные ночи. Гайя, почувствовав смену ее настроения, подошел поближе и уложил голову ей на колени. Стало чуть легче, однако спокойно вздохнуть Александра могла, лишь когда рассказ закончился.

Коргин в этот момент уже не смотрел на нее, он отвернулся к полям, хотя ничего примечательного там не было — голая земля да далекий лес.

— Понятно, — глухо сказал он. — Значит, мы все-таки допустили ошибку тогда… Это ж сколько лет прошло? Пятнадцать почти, надо же!

— Мы? — удивленно переспросила Александра. — А вы тут при чем?

— А ты думаешь, твой отец один то решение принял? Нет, Миха Эйлер был железный — но и железо гнется под большим давлением. Он до последнего сомневался, делать или нет…

— Что именно?

Коргин перевел взгляд на нее и четко произнес:

— Назначать тебя покойницей или нет. Отказываться или нет. Ты ведь уже знаешь, что он сделал.

— Ага. Назвал моим именем труп, найденный у дороги.

— И ты обижена на него за это.

— Что, неожиданная реакция? — фыркнула Александра. — Понимаю, хорошая дочь сочла бы свое прижизненное захоронение мелочью, а я все обиду отпустить не могу. Вот такая жестокосердечная стерва.

— Ты просто многого не знаешь… Но откуда тебе знать, если он никогда не говорил тебе? Я-то его знаю, он не был силен в разговорах…

— Слушайте, мы можем пропустить эту часть? Между мной и папаней уже все сложилось, не вижу смысла мусолить прошлое. Есть у вас для меня что-то или нет?

— Есть. Но если ты хочешь это получить, уйти от разговора не получится.

Вот ведь зараза… Взрывной характер требовал от Александры послать старика к черту и не поддаваться на его манипуляции. Что там такого мог оставить ей сошедший с ума папаша?

Каковы шансы, что эта древняя рухлядь поможет Андрею сегодня?

И все же жизненный опыт требовал не рубить с плеча. Она уже достаточно взрослая, чтобы выдержать любой разговор — и достаточно сильная. И вообще, нельзя после одной многочасовой дороги снова садиться за руль, Гайе нужен отдых.

Вот и отличное оправдание: все ради Гайи!

— Ладно, я слушаю, — вздохнула Александра.

— Знаю я такое слушанье… Ну да ладно. Может, чему и поверишь. Ты знаешь, что ты всегда была его любимицей?

— Вот этому точно не поверю! — невесело рассмеялась Александра.

— Напрасно. Не только ты — твой брат тоже… Когда вы родились, у Михи уже были дети, и он любил их. Но вы… Вы были плоть от плоти, кровь от крови его с первого взгляда. Он бы никогда не сказал вам об этом, он вообще говорить не любил. Но чувствовал он многое, побольше, чем другие.

В то, что близнецы нравились Михаилу больше других детей, Александра еще могла поверить. Они с Яном были очевидно больше похожи на отца, чем старшие брат и сестра. Ну а Михаил — эгоцентрист, конечно, он гордился своим новым воплощением в этом мире!

Вот только Коргин намекал на нечто большее.

— Он вас обожал, да только сказать об этом не умел, — продолжил старик. — Чем старше вы становились, тем больше он вами гордился. Даже когда вы нарушали правила и не слушались его, он вас отчитывал, но не злился на вас по-настоящему.

— А мы можем промотать этот сценарий семейной мелодрамы и перейти к тому месту, где он решил разрушить мою жизнь? Как ему в голову пришла эта светлая идея? «О, люблю Сашку больше других, испоганю-ка я ее мечты» — так?

— Не так. Он пытался не уничтожить тебя, а спасти.

— Хренассе, — присвистнула Александра. — Спасти от жизни методом смертной казни?