- А где? Где? - испуганно воскликнула Лена. - Щеки теплые... Нос? Да?
- Вот именно - щеки!
Лена сопротивлялась и уверяла, что сама примет необходимые меры, но Юргин, понимая, что действовать надо немедленно, прижимал Лену к себе и крепко растирал снегом ее щеки. И когда лицо ее разгорелось, будто от огня, он вдруг неожиданно решил, что наступила долгожданная минута. Заметив перемену во взгляде Юргина, Лена не выдержала и тревожно предупредила:
- Нет, нет! Молчи!
- Тогда и ты молчи! - сказал Юргин и, вновь прижав Лену к себе, поцеловал в пылающие губы...
...Юргин привел Лену в маленькую комнату на нижнем этаже, где собирался провести ночь. Половина комнатки была завалена сухой ржаной соломой; ближе к двери стояли тумбочка и два табурета, какие можно видеть обычно в общежитиях.
- Разденься, - предложил Юргин.
Лена расстегнула полушубок, но вдруг вспомнила, что она в стеганых ватных брюках, над которыми при случае смеются все девушки, и решительно возразила:
- Нет, здесь холодно. Да и зачем? Мне скоро надо идти...
- Разденься, - попросил Юргин.
- Ой, ну зачем?
- Сейчас мы будем ужинать.
- Ужинать? Нет, мы в Талице...
- Поужинаешь здесь, а потом там.
- Подряд два раза?
- Это совсем не плохо на войне!
- А знаешь что, Матвей? - спросила Лена. - Пожалуй, и верно. Я так сегодня проголодалась! - она засмеялась и сбросила полушубок. - Ох, и дуреха я, а? И все у меня вот так!
Молоденький боец, вестовой Юргина, принес котелок подогретого на плите мясного супа с вермишелью, выложил из вещевого мешка на тумбочку кусок ржаного хлеба. Сообразив, что ему лучше уйти на время, спросил:
- Не забудете, товарищ гвардий лейтенант?
- О собрании? Нет, я помню.
- Какое у вас собрание? - поинтересовалась Лена.
- Партийное. В семь ноль-ноль.
- А у нас комсомольского еще не было после того, как ушли из Козлова. Да и когда ему быть? Хоть бы денек отдыха... Ой, с вермишелью, да?
- Любишь?
- Самый любимый суп. Бывало, мама... - Лена запнулась, вздохнула и села на табурет. - Мама, мама! - прошептала она и сокрушенно покачала головой. - Она и не знает, что я так близко от нее, и значит - очень далеко до нашей встречи! Ты знаешь, Матвей, она почему-то часто плачет. Отчего это, а?
- Значит, твоя мать умная и душевная женщина, - ответил Юргин. - У каждого солдата ложка с собой, конечно? Доставай и действуй. Бери хлеб.
Несколько минут, обжигаясь, Лена ела любимый суп, казавшийся необыкновенно вкусным, и все ее внимание было сосредоточено лишь на котелке. Воспользовавшись этим, Матвей Юргин несколько раз задерживал на ней свой взгляд. Да, война заставила ее сменить легкое платье и туфли на солдатское обмундирование - гимнастерку, ватные брюки и валенки; война заставила жить тяжелой фронтовой жизнью - недосыпать, недоедать, с утра до ночи слушать стоны раненых, видеть кровь дорогих сердцу людей, часто встречаться со смертью... Но даже и теперь, несмотря ни на что, Лена оставалась на удивление непосредственной, - именно это, вероятно, и делало ее необыкновенно красивой среди тех людей, которых Юргин видел вокруг себя за дни войны.
Вдруг Лена спохватилась и замерла с ложкой над котелком; ее темно-карие с золотинкой глаза настороженно округлились, как у испуганного молодого совенка.
- Ты что не ешь? - спросила она Матвея.
- Смотрю на тебя...
- Но ведь суп остынет!
- А помнишь, как мы завтракали с тобой в лесу, на утренней заре? Счастливо прищуриваясь, Юргин отчетливо увидел памятную картину зари у Барсушни. - Не забыла? Мы сидели тоже друг перед другом, только на еловых ветках, а вокруг - розовый лес, розовый снег. Помнишь? Только тогда мы ели каждый из своего котелка.
Лена озорно усмехнулась.
- Из одного лучше, вкуснее.
- Да? Серьезно? И я так думаю.
- Тогда и ты ешь, - сказала на это Лена.
- Нет, мне так сейчас хорошо, что не до еды, - серьезно сказал Юргин. - Хотя хорошо-то мне, конечно, как раз оттого, что мы едим из одного котелка... Хорошо бы всегда так, а?
Но Лена не согласилась:
- Нет, Матвей, тогда бы ты всегда оставался голодным...
- Нет, Лена, я бы привык, конечно. Ведь сейчас я не ем потому, что это случилось в первый раз...
- А если привыкнешь, если это будет случаться часто, то и не будет так хорошо...
- Перестань, Лена, не говори глупости! - воскликнул Юргин с некоторой обидой. - Мне с тобой всегда будет хорошо. Всегда и везде. Ты вот кусаешь хлеб, а я смотрю и смотрю...
- Смотришь? А как я кусаю?
- Очень смешно, по-ребячьи...
- Не сочиняй, Матвей! Ешь!
- Да, а я смотрю и смотрю на твое лицо, на твои губы и зубы. - Юргин вздохнул и сказал с улыбкой: - Хочешь, я еще принесу полный котелок твоего любимого супа? Ты ешь всю ночь, а я всю ночь буду смотреть на тебя. Смеешься? У-у, озорные твои глаза!