Белая береза

Батальон долго шел сквозь дремучее урочище. Здесь было душно от запахов сырости и застойной тишины. По сторонам от вязкой дороги вздымались могучие замшелые ели. Под ними стояли, немощно сгибаясь, худосочные заржавленные ольхи, от рождения не видевшие солнца. На полянах и проредях виднелись гнилые болота с вонючей рыжей водой.

Под вечер батальон вышел из урочища, и все увидели впереди открытое просторное взгорье и на нем - большую деревню. Это и была Ольховка. Повсюду над ней высоко держались ветвистые березы. Мягкий и радостный свет, исходящий от их атласной бересты, весело освещал все взгорье. Солдаты прибавили шаг. Поднявшись к деревне, многие из них сразу же свалились передохнуть у крайних домов, у огородных плетней. Большая группа солдат с флягами столпилась вокруг колодца у околицы.

Сюда завернул и Андрей. Лицо его было густо покрыто пылью, а в глазах - чудилось - мелькали отблески тех зарниц, что обжигали темный запад. Матвей Юргин вне очереди наполнил его флягу водой. Сделав несколько шумных глотков, Андрей опустил флягу к груди, взглянул на деревню. Его словно бы оживила родная вода. Теперь, когда он был уже в Ольховке, сами собой, как ненужные, отлетели думы, что мучили по пути к ней. Оставалось довольствоваться тем, что дарила скупая жизнь, - не всем она дарила даже это...

Опираясь на изгородь, завинчивая свою флягу, Матвей Юргин с привычной сдержанностью похвалил:

- Однако хороша у вас вода!

- Вода у нас особая, такой не найти, - отозвался Андрей. - Вот сейчас выпил - и не знаю, что стало со мной: и освежило и обожгло!

- Брось, - угрюмо сказал Юргин. - Береги душу.

Он прицепил к поясу флягу и посоветовал:

- Вон комбат едет. Отпросись - и зайди домой. Только, гляди, ненадолго...

Андрей разом оторвался от изгороди.

- Где он?

К, околице выехало несколько верховых. Впереди, на высоком гнедом коне, в распахнутом сером плаще, командир батальона, старший лейтенант Лозневой. У него было узкое и сухое лицо с острым, слегка висячим носом, а под большим козырьком фуражки с малиновым околышем - в тени - холодноватым железным блеском отсвечивали осторожные серые глаза. Редко менялось застывшее, невеселое выражение его лица; если случалось, он улыбался криво, одной левой щекой.

Андрей побаивался комбата. Но теперь, забывая обо всем, он с необычайной решимостью, широким шагом пошел прямо на него. Остановив коня, Лозневой обернулся в седле и о чем-то заговорил со своими спутниками, указывая рукой на запад, - на запястье висела казачья плетка с резной рукояткой. Андрей подошел к Лозневому и, в отчаянии перебивая его, воскликнул:

- Товарищ комбат! Товарищ комбат!

Лозневой круто повернулся в седле.

- В чем дело? Что за крик?

- Это моя деревня! Здесь мой дом, товарищ комбат! - доложил Андрей растерянно. - Разрешите зайти? Я догоню!

- Где дом? - сурово и подозрительно спросил Лозневой.

- Да вон там, в том краю!

Приставив ладонь к козырьку фуражки, Лозневой посмотрел в ту сторону, куда указывал Андрей. Солнце ярко осветило часть его лица и птичий висячий нос. Криво усмехаясь, он спросил:

- Закуска будет?

- Что вы, товарищ комбат, да вволю!

- Тогда веди! - вдруг приказал Лозневой. - Тебе повезло: здесь ночевка. - Подбирая поводья, он обернулся к остальным верховым. Размещай, Хмелько, людей. Костя, за мной!

- Есть! - и вестовой тронул коня.

В деревне было беспокойно. У многих домов хозяева заколачивали досками ставни. Около телег метались женщины. Они кидали на телеги мешки и узлы из пестрого рядна, усаживали на них ревущих ребят. Над улицами неслись крикливые голоса:

- Бабы, грузи! Вон она, армия, все идет!

- Господи, хоть бы к ночи выехать!

- Торопись, бабы, чего встали?

Под сильным загаром на щеках Андрея проступил румянец. Ему вдруг стало так душно, что он не выдержал и расстегнул ворот гимнастерки. "Уходит народ", - понял Андрей.

Отступая с частью, Андрей прошел уже много больших и малых селений и всюду видел одно: бросая род ные места и жилища, бросая все, что дорого сердцу, на род беспокойными толпами, проклиная фашистов, в без утешном горе уходил на восток. По всем дорогам, по всему бездорожью, где пришлось проходить, Андрей видел встревоженный люд, искавший спасения от врага. Но только вот сейчас, увидев, что делается в родной Ольховке, он почувствовал всю тяжесть беды; будто вот отсюда, с высокого Ольховского взгорья, он вдруг - на мгновенье - увидел широкие просторы родной страны. "Наши-то как же? Может, тоже уже собрались? - неожиданно подумал Андрей. - Застану ли?" Эта мысль подстегнула его. Он пошел быстро, как только мог, размахивая пилоткой, оглядываясь по сторонам и с детской взволнованностью охватывая взглядом привычные приметы своей деревни.

Комбат Лозневой, ехавший шагом немного позади, долго не спускал взгляда с Андрея. За неделю отступления было уже несколько случаев, когда солдаты отпрашивались у него "забежать домой". Он не видел других людей, которые бы с такой тревогой, тоской и мольбой говорили о доме. Это всегда вызывало у Лозневого невеселые мысли. Обернувшись к вестовому, он спросил:

- Видишь, как несет его?