Белая береза

Он бросился к телефону. Все командиры батальонов доложили, что гитлеровцы будто вымерли за ночь на ближних участках; на вражеских рубежах - никаких признаков жизни. Озеров знал, что в тех случаях, когда враг уходит из поля зрения наблюдателей, когда становятся неизвестными его замыслы, все командиры и бойцы обычно ведут себя беспокойно: людей тревожит всякая тайна. В такие моменты от врага ожидают любого коварства. Но на этот раз все комбаты докладывали весело, и никто из них не высказывал никаких тревожных предположений. На вопрос о том, что же все-таки означает молчание противника, гвардии капитан Шаракшанэ ответил просто:

- А вы, товарищ "пятый", выйдите из дома да послушайте!

- Что слушать-то?

- А вы услышите.

Гвардии майор Озеров выскочил из дома без полушубка и шапки. В соседних домах, занятых штабистами, комендантским взводом, саперами и воздушной охраной, слышались голоса и смех, около кухни солдаты выгружали из саней тяжелые ящики и мешки, в березнячке кто-то тюкал топором... Но все эти звуки легко и быстро поглощались той властной тишиной, какая торжествовала вокруг. И Озеров тоже понял, что произошло.

- Петя! - позвал он, не оглядываясь назад.

- Я здесь, товарищ гвардии майор!

- Запомни это утро, Петя! - воскликнул Озеров.

- А что, товарищ гвардии майор?

- Это утро нашей победы!

Вместе со всеми Озеров бурно радовался победе, - он только и жил мечтою о дне, когда враг, истекая кровью, прекратит атаки. Но у Озерова была одна строгая привычка, от которой он, без всякого насилия над собой, не отступал никогда в жизни. Радуясь достигнутому успеху в каком-нибудь деле, он тут же начинал думать о новых делах, которые могут принести новые успехи. Это была привычка деловой неугомонности, неудовлетворенности одной только радостью, пусть даже большой, и постоянное желание дополнить ее думами о завтрашнем дне. Поэтому, как только на фронте дивизии установилась тишина, Озеров немедленно, не ожидая приказа, начал готовить свой полк к наступательным боям.

В полдень Озерова вызвали на КП дивизии.

Генерал Бородин встретил его вопросом:

- Уверен, что выдохлись? - Генерал был серьезно болен и лежал с грелкой, подтянув угол шубы до подбородка. - Ручаешься? А если пойдут?

- Ручаюсь, не пойдут, - твердо ответил Озеров, присаживаясь на стул у кровати генерала.

- Все уверены, - проговорил Бородин, смотря в потолок, словно в даль. - Впрочем, кому же и знать, что немцы выдохлись? - Генерал долго кашлял, весь вздрагивая под шубой. - Какой великий день наступил, а? Встать бы мне...

- Нельзя, товарищ генерал!

- Все можно, - возразил Бородин. - Ах, солдаты наши! - добавил он тихо и восхищенно. - Святые люди! Всем им, и мертвым и живым, надо ставить памятники. Всем!

Помолчав, генерал спросил:

- А ты, Сергей Михайлович, как мне доложили, уже готовишься наступать?

- Так точно, товарищ генерал!

- Одобряю, что не ждешь приказов, - сказал Бородин. - Да, как мы ни отступали, а мысль о наступлении всегда жила в наших сердцах. Всегда! А если так, то морально мы давно готовы к контрнаступлению. Материальная же подготовка не займет у нас много времени. О новых частях и говорить нечего: они могут вступить в бой с марша. А вот немецкие стратеги всего этого и не знают. Они заучили одно: переход от обороны к контрнаступлению - трудное, сложное дело. Но они скоро узнают, что нам под силу любые трудные дела. И они еще будут проклинать свое чванство!

Бородин замолчал скорее всего от слабости, но нетерпение Озерова было так велико, что он все же не удержался и вскоре напомнил:

- Вы упомянули о новых частях, товарищ генерал...

- Да, да, именно об этом я и хотел говорить, - ответил Бородин и, притянув к себе Озерова за рукав, прошептал: - Знаешь, сколько войск подошло? Как в сказке: видимо-невидимо!

- Да где же они, товарищ генерал?

- По всем тыловым деревням и лесам.

- Когда же подошли?

- Сосредоточиваются уже больше недели.

Озеров разгорячился, вскочил с места.

- Сейчас пойдешь в штаб, - сказал Бородин. - Там тебя ждут представители одной свежей дивизии, которой ты должен уступить часть своих позиций. Говорят, солдаты у них - залюбуешься, как от одной матери! Твои земляки.

- Товарищ генерал, это правда? Разрешите идти?

- Погоди, - остановил его Бородин и вдруг приподнялся на локте. - Вот что, у них в дивизии вдвое больше, чем у нас, людей, и это может вызвать у некоторых наших командиров неверные выводы для нашей дивизии... Чепуха! Сущая чепуха! Их не били, а нас били! А, как известно, за битого двух небитых дают. Простая арифметика. Выходит, количество личного состава в наших дивизиях можно считать абсолютно равным. Но у них нет боевого опыта, у нас он довольно большой. Мы гвардия! Так-то!

Но тут же Бородин опять лег, попросил Озерова на минутку присесть у кровати и некоторое время смотрел мимо командира полка с неожиданной грустной сосредоточенностью. Озеров понял: комдив думает о чем-то таком, что никогда прежде не занимало его думы.