Белая береза

Это был случай, когда самое понятное, что делали солдаты, оказалось для Олейника совершенно непонятным...

Олейник подошел к Дубровке и доложил о себе.

- Знаю, знаю, - сказал Дубровка. - Слыхал о тебе. Хорошо, что вернулся в свой полк. Только теперь называй себя не сержант, а гвардии сержант! Заслужил! А мы вот... видишь, что делаем?

Пока они разговаривали, солдаты выбежали к дороге. От них отделился один, высокий, могучий, и бросился к Дубровке.

- Вот и гвардии сержант Лопухов, - сказал Дубровка. - Знаешь?

- Андрей? Как же, друзья, вместе воевали!..

Подбежал разопревший, потный Андрей Лопухов. Доложив о выполнении его группой боевой задачи, он остановил на Дубровке вопросительный взгляд.

- Неплохо, товарищ гвардии сержант! - со сдержанной лаской ответил на его взгляд Дубровка. - Но имей в виду, что и не совсем хорошо. Разве так надо идти в атаку? Надо идти так, чтобы не только немцам, но и самому вроде бы делалось страшно от своей силы, от напора и лихости! Вот как надо ходить! Мало стремительности, а это самое главное в атаке. И стреляли не все.

- Глубоко, товарищ гвардии старший сержант, - виновато ответил Лопухов и показал на свои ноги: голенища его валенок были плотно забиты снегом.

- Разуйся и вытряхни!

Андрей встретил Олейника, как старого друга. Торопясь, он задал Олейнику подряд с десяток вопросов, но, не выслушав и небольшой части ответов, заговорил сам:

- Видал, как бежали? Чувствуется сила, напор, а? Пока одни моются, мы решили немного потренироваться...

Олейник окинул глазом низину до речки.

- Да, истоптали...

Шумно разговаривая, отряхиваясь от снега, дымя махоркой, подходили солдаты. Все они только что побрились, их задубелые, бурые от морозов лица были разгорячены.

- Ты, Кудеяров, несешься, как лось! И глаза на лоб!

- А ты не лезь под ноги!

- Эх, снежку б поменьше!

- По асфальтовым дорожкам? Ишь ты, умный!

- А тебе легко? Паром вон исходишь!

От бани подали голос. Дубровка скомандовал солдатам:

- Кругом, в баню! - и обернулся к Андрею. - А веничка так и нет?

- Везде обшарили, - ответил Андрей.

- Ну, без веничка - не баня!

- Погодите, товарищ гвардии старший сержант, будет веник! - Андрей огляделся по сторонам. - Есть! Идите раздевайтесь, а я живо. - Он обратился к Олейнику: - Идем с нами, а? Тогда давай сделаем пару веников!

Андрей сошел с дороги и побрел на пригорок, где одиноко стояли старые, черные деревья, закиданные хлопьями снега.

- Ты куда же бредешь? - поинтересовался Олейник.

- А вон, видишь, снарядом срезало у дуба вершину? А на ней, видишь, сколько еще листьев повялых держится? Это "зимний" дуб зовется. Веники, конечно, неважные будут, листья облетают быстро, а все же при нужде похлестаться можно. Я тоже, признаться, не прочь...

Пока лазили вокруг суковатой вершины дуба, обрывая короткие, корявые веточки с жухлыми, грязно-желтыми листьями, Андрей рассказал Олейнику разные полковые новости - хорошие и печальные. О Юргине он сказал несколько слов и замолк: сорвался голос, задрожали губы...

- Мы за этот месяц здорово обвыкли в огне, - продолжал он немного погодя, справясь с собой. - Теперь уж отошла та пора, когда, бывало, побаивались ребята. А немецких танков совсем перестали бояться. Я уже четыре танка угробил. Один раз, правда, перетрусил было. И, скажи, как получилось! Лежу в маленькой воронке, весь наруже, а он идет. Ладно, жду, прикидываю глазом. Жду спокойно. И вот подходит он совсем близко. Но только я начал было подыматься, а он, полосатый черт, как газанет вдруг назад, - и встал метров за пятьдесят. Вот тут я так и обмер! Ну, думаю, прощай, Россия! Гранату мне не добросить, ползти вперед по чистому нельзя. А он, думаю, заметил меня и сейчас как полоснет очередью! Но, гляжу, опять двинулся, опять на меня! Ну, думаю, слава богу, теперь буду жив! И трахнул его, конечно... И вообще все ребята так... Каждый здорово обвык в бою.

Бросая ветки на снег, Олейник спросил:

- А все же... трудно было, а?

- Еще бы! - Андрей даже оторвался от дела. - Иной раз, бывало, так накрутишься за день, что, когда свалишься на ночь, кажется, больше и не встанешь! Вот как бывало. А наступит утро - опять на ногах. Вчера вот тоже здорово досталось... А как сегодня поднялись да поняли, что немец выдохся, - и у каждого в десять раз прибавилось сил! Видал, какие все?

Оторвался от дела и Олейник.

- Выдохлись? Немцы?

- Точно, выдохлись!

- Точно ли?

- А вот увидишь! - пообещал Андрей и вновь начал ломать ветки, собирая их в пучок. - Нам это хорошо известно! Мы уже несколько дней чуяли, что они лезут из последних сил. А вчера мы как дали им по ноздрям они и совсем изошли кровью. Видишь, как тихо?

- Что же теперь?

Андрей осмотрелся, ответил тихонько:

- Наступать будем.

- Наступать?!

- Обязательно! Теперь самое время.

Андрей присел на дерево, оперся рукой о сук.

- Теперь все у нас только и ждут этого! - сказал он мечтательно. Теперь, как пойдем обратно, - ну, плохо им будет! Доведись до меня, я... Он встал и одним резким рывком за сук так тряхнул вершину, что на ней сухо зашуршали листья. - Я дам себе волю!

Связав шнурком веник, он сказал задумчиво: