Читаем Белая береза полностью

- Садись, Ерофей Кузьмич, - угодливо предложил Лозневой. - Закури. Хорош табачок у тебя.

- Мне некогда сидеть! - не глядя ни на кого, ответил Ерофей Кузьмич. - И лясы точить тоже некогда!

У Ерофея Кузьмича все росла и росла озлобленность против Марийки. В последние дни старика до удушья раздражало ее сближение с Лозневым и Костей. Он молчал, сдерживал себя: слишком мало времени прошло после известия о гибели Андрея, и - он понимал - нехорошо было ругаться со снохой. Но теперь он не мог больше сдерживать свой гнев.

- Мы всю жизнь хребет гнем! - ворчал он, бросая по сторонам злой взгляд. - Нам не до гулянок!

Марийка поднялась у стола:

- Что же делать-то?

- Мало ли работы в доме!

- Да какой?

- Тебе все укажи! Сама видеть должна! - Он понизил голос. - Рано своевольничать стала. Рано.

Марийка порывисто двинулась в сторону свекра.

- Это я-то?

- На! На! - Ерофей Кузьмич тоже подался к снохе. - Выдирай глаза! Вот она, ваша логовская породка. Вам только...

- Хозяин, будет тебе... - просяще перебил его Лозневой.

- Что будет? Я здесь кто?

- Нельзя же, нехорошо...

Марийка отошла к окну и, поправив полушалок на плечах, глянула поверх цветов на улицу. Подмораживало. Небо прояснилось, начинало светиться ровной морозной синевой. Над деревней кружились голуби.

Ерофей Кузьмич присел у стола.

- Ну, а вы как? Значит, полегчало?

- Живем! - уклончиво ответил Лозневой.

- А вот как вы, товарищи военные, думаете: мне, скажем, жить тоже хочется? - Ерофей Кузьмич оперся ладонями о колени. - Так, правильно. А с меня вскорости голову снимут! Оно и жизнь теперь такая, что ломаного гроша не стоит, а вот привык к ней и не хочется еще в могилу. Старею, а неохота. Все хотелось дожить до хороших времен, да не придется, видно...

- А что случилось? - спросил Лозневой.

- Вон подмораживает, - Ерофей Кузьмич кивнул на окно, у которого стояла Марийка. - Теперь жди немца! Особо после этого пожара. А придет мне первому голову снимет. Первому! Всей деревне известно, что вы у меня живете, а народ у нас такой... Я вам слова, сами знаете, не говорил: держал, кормил, всем снабжал, пока можно. Свои ведь люди: крови не родной, а души одной. Ну, а теперь и не знаю, что делать. По совести скажу: боюсь! Если бы вы тайно заявились ко мне, пошел бы на риск, стал бы прятать. А тут - явное дело! Я уже хожу по деревне да все поглядываю, на какой березе висеть буду. Вот подумайте, как быть.

- Мы уйдем, хозяин, - неожиданно и решительно заявил Костя. - Живи себе спокойно.

- Не гоню, а подумать надо, - сказал Ерофей Кузьмич. - Меня вздернут на березе - ладно! А вас-то, думаете, помилуют? Об вас же думаю. Вам теперь один расчет - жить тайно. Как хотите, а выдадут вас тут, в деревне. Найдутся такие. Вот, подумайте!

Хозяин поднялся и, не дожидаясь окончательного решения неугодных ему квартирантов, вышел из горницы.

Марийка тут же оторвалась от окна. Она быстро подошла к Лозневому и Косте, встала перед ними совсем близко и, оглянувшись на дверь, сказала горячим шепотом:

- Уходите! Уходите в партизаны!

- В п-партизаны? - Костя схватил Марийку за руку. - А где они? Где?

- Я не знаю где, - зашептала Марийка, боясь, что вновь откроется дверь горницы. - Этого я не знаю. Но я вас сведу к одному человеку, а он туда, к ним... - Она махнула рукой на окно. - Он оттуда.

XV

Повсюду вокруг Ольховки были испорчены мельницы. Пришлось делать ручные, шорох их небольших жерновов с утра до вечера слышался почти в каждом доме. У Лопуховых мельница находилась в кладовке. Здесь всегда держались легкие сумерки. У одной стены стоял ларь для муки, у другой разные кадки и решета с калиной, под потолком висели пучки мочала и льна, связки степной полынки и богородицыной травы. В углах кладовки, в спокойной темени, вольготно промышляли мыши, и, даже когда шумела мельница, часто раздавался их писк.

Увидев, что в желобке опять иссякает струйка муки, Костя с раздражением, чего не замечалось за ним раньше, сказал Лозневому:

- Досыпьте еще!

- Погоди, Костя. Отдохни.

- Чертова работка! Подавился бы он этой мукой! - Костя сплюнул. Жила, сукин сын!

- А я тебе говорю: все они такие.

- С тридцатого года не видел таких. - Костя склонился на ларь. - Нет, не могу!

- Устал? Скоро ты. Ладно, я покручу.

- Жить я так не могу! - пояснил Костя.

- Слушай, дорогой, - Лозневой тоже склонился на ларь. - Ты никогда не был таким. Почему ты не можешь так жить?

- А какая тут жизнь?

За ларем послышалась возня и писк мышей. Когда они утихли. Костя досказал:

- Как у этих вот мышей. Чем лучше?

Лозневой схватил Костю за руку.

- Будет! Давай молоть!

Костя засыпал в мельницу зерно, Лозневой начал крутить, - зашумел жернов, из желобка потекла теплая струйка муки.

- Стойте! Не могу! - сказал Костя и, облокотясь о мельницу, спросил тихо: - Как вы надумали, а? Идти?

- В партизаны?

- Да.

- Слушай, Костя. - И Лозневой взял Костю за плечи, поставил прямо перед собой. - Ты мне скажи, дорогой: что мы вчера мололи?

- Пшеницу.

- А сегодня?

- Ну, рожь...

- А все получается мука! - Лозневой тряхнул Костю за плечи, заставляя улыбнуться. - Понял, дружище?

- Все п-перемелется? А скоро ли?

Перейти на страницу:

Похожие книги