Белая буква

«Южная Африка давно не прекрасная страна, — ответила Алгбета. — Я прожила пятьдесят пять лет на ферме в Северном Трансваале. Сейчас это провинция Мпу…маланга, кажется, так. Я лечу в Йоханнесбург, чтобы оформить передачу местной общине земли и того, что осталось от фермы. Они ее год назад сожгли, а моего мужа Юхана убили. Он успел уложить двоих из старинного трофейного винчестера. Дед Юхана добыл его у англичан в битве при Кимберли сто лет назад во время Англо-бурской войны. В подвале был огнемет, только Юхан не успел его заправить горючей смесью. Дочь сейчас живет в Голландии, но ей не дают гражданства, потому что мы не урегулировали имущественные отношения с правительством Южной Африки. Они недавно приняли закон о… Как это по-русски? Компенсация за утраченное имущество для белых. Ее дают в том случае, если белый южноафриканец отказывается от всех претензий и разбирательства дела в международных судах. Тогда что-то выплачивают. Вырученных денег нам, пожалуй, хватило бы на полгода жизни в Словакии. В Голландии — нет, там все дороже».

«Могу только посочувствовать, — вздохнул Объемов. — Это называется перестройка».

«Возможно, — не стала спорить Алгбета, — но ферму не перестроили, а сожгли».

«Вы помните, — он отложил книгу в сторону, — что произошло с Советским Союзом?»

«Я пережила много перестроек, — сказала Алгбета, слегка, как показалось Объемову, дернувшись лицом при упоминании Советского Союза. — Чехословакия, Словакия, снова Чехословакия, наконец, Южная Африка…»

«Значит, у вас есть опыт. — У него возникла мысль угостить алфавитную даму араком. — Вы знаете, что надо делать».

«Делать?» — переспросила Алгбета и… продолжила на немецком.

«Нихт ферштейн», — полез в сумку за бутылкой Объемов.

«Люди, не способные собрать силы для битвы, должны уйти, — вернулась на русский Алгбета. — Это не мои слова, — уточнила, видя, что он не знает, как ответить. — Его! — ткнула пальцем в фотографию на обложке. — Он так сказал из окна Пражского Града».

«Какие люди? Куда уйти?»

«В никуда, — ответила Алгбета. — Силу, которую он имел в виду, уже не собрать. Вернее, ее не позволят собрать. Однако она все равно соберется и… уничтожит тех, кто мешает ее собрать».

«Он вам нравится, — повернул Феста обложкой в сторону Алгбеты Объемов. — Вы сожалеете, что у него не получилось».

«Я его ненавижу, — не дрогнула Алгбета под пронзительным взглядом фюрера. — Он разрушил мою жизнь. Но был момент… на площади в Граде. Мне было пятнадцать. Не знаю, как это звучит на русском… Скрытый оргазм, да, я его ощутила. Тот теплый весенний ветер с сиреневыми и розовыми лепестками… как будто влетел мне под юбку… С тех пор я в бесконечном полете, — добавила мрачно, — только уже без оргазма. После войны — по лагерям. Потом через Аргентину в Южную Африку. Сейчас из Южной Африки в Словакию, а может, в Голландию, не знаю».

«Кем был ваш отец?» — спросил Объемов.

«Министром почты в правительстве Тисо, — ответила Алгбета. — Коммунисты его расстреляли в сорок шестом. Адвокат мне сказал, что сейчас приговор можно обжаловать в Европейском суде. Если он не совершал военных преступлений, могут даже назначить пенсию».

«Жизнь налаживается, — констатировал Объемов. — Хотите, подарю вам эту книгу?»

«По-моему, вы хотите предложить мне выпить, — усмехнулась женщина. — Это самый верный способ наладить жизнь».

«Как товарищу по несчастью… Я имею в виду перестройку и туман», — спохватился Объемов, свинчивая крышку с бутылки.

Успокоительный запах аниса распространился по воздуху со скоростью перемешавшего лепестки и слова фюрера весеннего ветра, на порыв которого много лет назад столь неожиданно отреагировал юный организм Алгбеты. Он ее согрел, подумал Объемов, растопил ее девство, а потом она угодила… в холодильник.

«Перестройка и туман — это пауза, затишье перед очередным концом, — задумчиво произнесла Алгбета. — Сила не в нем. Она спит в людях. Если он знал, как собрать ее для битвы, значит, появятся и другие, кто сможет. Пусть даже отправная точка будет диаметрально противоположной. С кого он начал? С социал-демократов, душевнобольных, педерастов, евреев? Кто их уничтожал? Немцы и другие белые европейцы. Законы в Европе сегодня устанавливают те, кого он уничтожал. Белые в Южной Африке пострадали первыми. На очереди — белые в Европе. Суть в том, что уничтожение первично, а отправные точки вторичны. Зло можно победить только более сильным злом, чтобы потом его победило еще более сильное зло. Он был всего лишь звеном в этой цепи. Звеном, но не цепью».

«Сбегаю за стаканами». Объемов вспомнил, что видел прозрачную гусеницу из одноразовых стаканов у агрегата с бесплатной водой.

«Почему — вы? — возразила Алгбета. — Здесь есть… кому сбегать!»