Белая дорога

— С отцом и сыном, с прислугой в доме. У них у всех алиби. Мы тут в общем профессионально работаем, мистер Паркер. Все основные моменты проработали. Не думаю, что найдется много брешей в отчетах.

Я поблагодарил его. На прощание Ричард дал мне свою визитку на случай, если возникнут еще какие-нибудь вопросы. Когда я поднялся уходить, он заметил на прощание:

— Ну и работенку вы себе нашли. Готов побиться об заклад, что после этого дела репутация ваша основательно протухнет.

— Это будет новое для меня ощущение.

Он скептически поднял бровь:

— С трудом верится, знаете ли.

Вернувшись в отель, я поговорил с людьми в Пайн Пойнт насчет Медведя. Они подтвердили, что он позавчера пришел вовремя и работал настолько старательно, насколько возможно. В голосе у них все же сквозила некая обеспокоенность, поэтому я попросил, чтобы они передали трубку ему.

— Как дела, Медведь?

— Нормально, — он подумал и добавил. — Хорошо, у меня здесь все хорошо. Я получу работу на лодках.

— Рад это слышать. Послушай, Медведь, я должен это сказать: если ты облажаешься или у людей из-за тебя возникнут проблемы, я лично тебя достану и отволоку в полицию, понятно?

— Понятно.

В его голосе не было грусти или обиды. Я так прикинул, что Медведь привык к угрозам и предупреждениям. Вопрос был в том, прислушается он или нет.

— Ну и ладно, — сказал я.

— Я не облажаюсь, — подтвердил Медведь. — Мне по душе эти люди.

После разговора с Медведем я час провел в спортивном зале гостиницы, а затем проплавал до изнеможения. Приняв душ, я принялся перечитывать фрагменты дел, которые обсудил с Эллиотом накануне. Пришлось вернуться к двум моментам: копии исторической заметки о смерти смотрителя ирригационной системы Генри Джонса и заметке двухнедельной давности об исчезновении матери и тети Атиса Джонса.

С фотографии в газете на меня смотрели две сестры, навсегда застывшие в облике молоденьких женщин. Они исчезли, мир практически сразу забыл о них и только сейчас снова вспомнил.

Когда наступил вечер, я вышел из отеля и отправился в кафе «Пинкни» выпить чашечку кофе с пончиком. Поджидая Эллиота, я просмотрел забытый кем-то номер «Пост энд Курьер». Мой взгляд привлекла одна заметка: выписан ордер на арест бывшего тюремного охранника Лэндрона Мобли после того, как он не явился на слушания в связи с обвинениями в «неподобающих действиях» по отношению к женщинам-заключенным. Единственной причиной, из-за которой заметка привлекла мое внимание, был тот факт, что Мобли пригласил Эллиота представлять его интересы и на слушаниях в исправительном комитете и в суде, который будет рассматривать дело об изнасиловании. Когда через пятнадцать минут подъехал Эллиот, я рассказал ему о публикации.

— Старина Лэндрон — тот еще тип, ну да он должен объявиться.

— Не очень-то похож на клиента экстракласса, — обронил я.

Эллиот взглянул на заметку, затем отшвырнул газету, хотя чувствовалось, ему кажется, что нужны дополнительные объяснения.

— Я знал его еще в юности, поэтому, наверно, он обратился ко мне. И потом, любой человек может рассчитывать на адвокатскую помощь, независимо от степени своей виновности.

Он поднял палец и жестом попросил официантку принести чек, но было в этом жесте что-то поспешное, что выдавало нежелание развивать эту тему.

— Поехали, — поторопил он. — По крайней мере, я знаю, где находится один мой клиент.

* * *

Исправительный центр округа Ричленд находится в конце Джон Дайл-роуд, где-то в ста милях на северо-запад от Чарлстона. О приближении к нему можно было судить по обилию адвокатских контор на обеих сторонах улицы. Это был комплекс низких построек из кирпича, окруженный двойным забором с колючей проволокой поверху. Длинные, узкие окна выходили на парковку и лес. Внутренний забор был под током высокого напряжения.

Мы практически никак не могли воспрепятствовать утечке информации об освобождении Джонса в местные СМИ, так что ничего удивительного в том, что парковка оказалась забита журналистами, фотографами, операторами с камерами приличных размеров. Они распивали кофе из пластиковых стаканчиков, курили. Я поехал вперед и был на месте уже минут пятнадцать, когда показалась машина Эллиота. За это время не произошло ничего необычного, за исключением краткой интермедии: несчастная жена, особа хрупкого телосложения на высоких каблуках и в синем платье, прибыла за своим супругом, который некоторое время прохлаждался в камере. Когда, мигая от яркого света, он появился в дверях — в рубашке, забрызганной кровью, и брюках с пятнами от пива, — жена немедленно влепила ему оплеуху, а потом предоставила возможность зевакам в полной мере оценить ее богатый запас нецензурной лексики. По виду незадачливого муженька можно было сразу понять, что он готов вернуться в камеру, особенно когда, заметив толпу журналистов и телекамеры, на мгновение решил, что все собрались из-за него.