Белая дыра

Его преследовательница остановилась у рухнувшей ограды. Прикрывая лицо концом косынки, отчего обнажилась бритая голова, она мерзко ругалась и непристойно жестикулировала.

— Чего тебе от меня надо? — отдышавшись, крикнул ей Прокл.

Маленькая женщина сделала умильное лицо, протянула к нему руки и, мелко шевеля тонкими пальцами, засюсюкала:

— Внучек, иди к своей бабушке. Бабушка должна наказать тебя.

Запах, исходящий от деревьев, был так горек, что от него слезились глаза. Видимо, он и остановил девочку-старуху.

— За что же меня должна наказать бабушка?

Лицо преследовательницы исказила гримаса, и на Прокла обрушился поток сквернословия.

Он внимательно осмотрел странные голубые деревья, потрогал бархатный бок мощного ствола. Это была полынь. Несомненно — полынь, но уж очень высокая: бледная синева вершин сливалась с небом где-то на тридцатиметровой высоте.

— Куда же ты, внучек? — жалобно запричитала вслед цыганка. — У бабушки вава. У бабушки ножка болит. Пожалей бабушку.

Прокл оглянулся. Залитое слезами лицо юной старухи покрылось аллергическими пятнами. Стоя на коленях, она тянула к нему слабые, тонкие руки, все в ссадинах, прыщах и цыпках. Мертвую деревню за ее спиной, трухлявые дома, огороды, забитые сизым сорняком, заливал ровный свет. Выдуваемый ровным ветром вид этот был смертельно печален и трогал сердце, как далекое, смутное воспоминание.

Он отвернулся и пошел прочь через горький полынный лес.

Однако, пройдя его насквозь, на обратной стороне Прокл вновь увидел самозванку. Размазывая по распухшему, грязному лицу слезы, она причитала: «Крысатулечка моя, солнышко, сожрали тебя, бедная моя. Обглодали твои косточки белые…»

Прокл вернулся в глубь леса и, выбрав направление наобум, зашагал, куда ноги выведут. Но сколько бы раз он ни повторял этот маневр, в какую бы сторону ни бросался, всякий раз на выходе из леса его встречала оплакивающая крысобаку маленькая женщина. Увидев его, она грозила крошечным кулачком.

Под вечер, плутая в лесу, Прокл наткнулся на зеленый шар перекати-поля. Размером он был с четырехэтажный дом. Под его густопереплетенной кроной у самого основания — короткого, но очень толстого ствола — Прокл обнаружил полуразвалившуюся, засыпанную лесным хламом землянку. С трудом открыв дверь, он увидел, что она полна книг. Расплывшейся кучей, вершина которой почти касалась потолка, они лежали прямо на полу. От них исходило тепло и сухость. Все книги были без обложек, видно, когда-то их приготовили для сдачи в макулатуру. Уставший Прокл сбросил рюкзак и упал в это книжное месиво. Вечерний ветер зашумел в кронах полынного леса, в пыльном окошке показалась звезда Полынь, в книжной куче уютно шуршали мыши. Прокл глубоко вздохнул, втянув в себя приятный запах старых книг, закрыл глаза и уснул.

Проснувшись поутру, он поднял первую попавшуюся под руку книгу и углубился в чтение. Никогда он не испытывал такой защищенности. Есть ли в этом мире надежнее убежище, чем хорошая книга? Вряд ли. Душа его и чужая душа были полны умиротворения. Время от времени он отрывался от книги, но лишь для того, чтобы с наслаждением потянуться и испытать удовольствие при мысли, что теперь некуда и незачем спешить. А впереди еще столько книг! Он растворялся в блаженном спокойствии и основательности старых книг, читая их одну за другой, не выбирая. Читал, пока позволял свет. Как только темнело, он накрывал лицо шалашом недочитанной книги и засыпал. А просыпаясь поутру, приподнимал том, находил нужную строку и уходил в другой мир. Были ли это стихи, проза, книги по искусству, научные и философские трактаты, учебники, сборники рецептов или справочники — все ему было одинаково интересно, захватывающе. Одно вызывало досаду: у всех книг были вырвана семнадцатая страница.

Спустя несколько суток для очистки совести он вновь попытался выйти из леса, но, встретив у его границы бритоголовую стенающую цыганку, обрадовался своей обреченности. Он побежал к землянке, но никак не мог отыскать ее. Потеряв всякое самообладание, проклиная себя за легкомыслие, он метался по полынному лесу несколько суток. И, когда наконец наткнулся на зеленый шар, не сумел сдержать слез облегчения. Зарывшись лицом в растрепанные страницы, обнимая кучу книг, он дал себе слово никогда больше не покидать это благословенное место.

Правда, однажды он решил прозондировать почву полынного леса металлоискателем, однако при этом не отходил далеко от землянки. Не прошел он и двух метров, как запело золото. Взрыхляя землю складным ножом и выбрасывая ее руками, он углубился на метр, но ничего не встретил. Между тем в наушниках ясно звучал призывный голос золота. Почти к вечеру Прокл наконец достиг нужной глубины. Белый череп с остатками волос улыбался ему золотыми зубами.