Белая голубка Кордовы

– Начало экспозиции – слева! – крикнула ему вслед девушка. – Там на стенах гобелены – XVII век, и огромный ковер на втором этаже – XIX век, и старинная мебель, и аптека!

– Спасибо, непременно, – и направился к противоположному, правому входу, тому, что вел в часовню.

Внутри он сразу прошел к нужной ему части ретабло и опустился на скамью, отполированную задами сотен туристов и прихожан, еще не всматриваясь в детали, а, как обычно, вначале всем существом и всем зрением погружаясь в мощный цветовой аккорд полотна…

Через минуту из патио долетели обрывки беглого разговора – чик-чирик двух женских голосов, – затем протяжно прохрипели петли тяжелой входной двери, застучали каблучки, и кто-то остановился у него за спиною.

– Могу ли я рассказать вам об этом великолепном ретабло? – проговорил запыхавшийся женский голос.

Экскурсовод, черт ее дери. Добросовестная девушка. Вероятно, им платят поэкскурсионно, тогда негоже отнимать заработок у обладательницы такого низкого приятного голоса; пусть купит себе лишнюю пару колготок. Английский у нее плох, но на нем она выучила материал.

– Пожалуйста, расскажите… – разрешил он, не оборачиваясь.

– Вы совершенно верно выбрали правую часть ретабло, – начала она, – ведь из-за нее сюда со всего мира приезжают туристы. Это одна из самых поздних работ гениального испанского художника Эль Греко, настоящее имя Доменикос Теотокопулос, который большую часть жизни прожил в Толедо и стал ярчайшим выразителем сакральной красоты нашего города…

Сколько минут позволить ей говорить, чтобы экскурсия была засчитана? Или сразу дать два-три евро чаевых, чтобы не морочила голову и убралась восвояси?

…Вот и здесь, в этой последней работе, фигуры совсем лишены индивидуальности. Это уже и не люди, а существа с произвольно вывороченными конечностями и выпуклыми, против всякой анатомии, мышцами – через которые, подобно разрядам тока, проходит некий импульс, что лежит в глубинах мироздания и выражает чью-то сокровенную волю: только чью – Господа? Дьявола?

– Обратите внимание на образ коленопреклоненного Иисуса… Высокая степень выразительности его фигуры достигается… – девушка подалась вперед с вытянутой рукой, сделала несколько шагов к картине… – он увидел низкий узел каштановых волос, изгиб тонкой спины в черной, облегающей талию, блузке, и тесную красную юбку. Что там насчет фигуры Иисуса – не знаю, а вот выразительность своей фигурки экскурсовод подчеркнуть умела, – …достигается, обратите внимание…

Она обернулась к нему оживленным лицом и застыла. Он продолжал спокойно и доброжелательно рассматривать мавританочку Маленькая черная змейка, похожая на тех, каких помещал испанский грек Доменикос на дно своих пылающих картин-колодцев, что еще ты расскажешь мне сокровенно-путеводительного?

– Диос![22] – с горячей досадой воскликнула она, переходя на испанский. – Зачем вы меня разыграли! Я была сегодня на конференции, слушала ваш доклад!

– А… извините, – он улыбнулся. – Я не хотел вас морочить. Думал, так здесь положено – пройти непременную э-э… санитарную обработку экскурсией.

Она плюхнулась рядом на скамью, не спрашивая – нуждается ли он в ее компании.

– У вас был потрясающий доклад, я слушала, раскрыв рот! Особенно когда вы описывали, как он накладывал краску на смоченные пигментами ткани или прямо наносил ее пальцами… – как будто сами так пробовали работать! Господи, откуда вы это знаете? И с таким артистизмом увязали его маньеризм и пост-византийство и венецианскую палитру… И про нематериальный свет в его картинах… Я после вашего доклада просто поднялась и ушла – что там еще слушать?

У нее мелкие черты лица, но миндалевидные, пушистые от ресниц, глаза, выразительная мимика слишком подвижных губ и трогательная угловатая грация в движениях. Не рассмотрел – как там обстоит дело с ногами. Судя по рискованной длине юбки, они не должны быть слишком кривыми. Хотя, к сожалению, редкая женщина способна видеть себя со стороны.

– А вы специально занимались Греком? – вежливо поинтересовался он.

– У меня была по нему курсовая работа. Я закончила здешнее отделение истории искусств. Меня зовут Пилар.

Прекрасное имя, приятно познакомиться и – как говорит в таких случаях Жука, – и так далее…

Жаль, что она, видимо, не собирается покидать его и не даст побыть одному, наедине с витражным сиянием цвета, не резко-стекольного, а глубокого и чистого, с тончайшей перекличкой драгоценных слитков…