Пыталась растолкать племянника, но тот будто в обмороке пребывал.
— Бесполезно спрашивать, все наврет, — пробормотала Жука и головой покачала: — Вот уж, точно: пират!
Спустя несколько дней, где-то около полудня, его разбудил звонок.
— Захар Миронович? — спросил дружелюбный мягкий голос. — Вас беспокоят из Комитета государственной безопасности. Моя фамилия Шавырин, Михаил Сергеевич. Не могли бы вы приехать сейчас к нам на Литейный? Я вам пропуск выпишу.
Захар не очень удивился, приходилось уже слышать о подобных звонках. К тому же странно — он совсем не чуял опасности. Не тянуло холодным сквозняком ни от этого голоса, ни вообще — с той стороны. Впрочем, все равно — а пошли они все по прописке…
— К сожалению, не могу, — подделывая тон собеседника, озабоченно проговорил он. — У меня очень больна тетя, я дежурю у ее постели.
— Фанни Захаровна, — так же дружелюбно отозвался голос в трубке, — в данный момент завершает вторую пару в университете. Тема лекции: «Исторический фон драматургии Лопе де Вега»… — два-три мгновения сукин сын наслаждался воцарившейся тишиной на другом конце провода, затем добавил:
— Не беспокойтесь, Захар Миронович, это буквально на полчаса.
Пропуск действительно ждал его на столе у дежурного, перед входом на лестницу. Такой великолепный дом, обложен таким великолепным серым мрамором, а внутри такая скукотища…
Пока добирался, он прокрутил в голове целую пьесу диалогов
— Я ненадолго, — зачем-то сказал он дежурному, забирая пропуск, и тот, сучий потрох, немедленно отозвался:
— Это уж как получится.
Потом он поднимался в старом, банально-подъездном лифте на четвертый этаж, долго шел безликими скучными коридорами, не встретив ни души, наконец, нашел нужный кабинет, постучал и вошел.
Комната показалась ему каким-то складом сейфов. Они стояли вдоль стен, на некоторых еще громоздились другие, поменьше. Стол Михаила Сергеевича — скучнейший канцелярский обшарпанный стол — был задвинут едва ли не к самой стене, так что сидящий за ним человек выглядел пленником. Михаил Сергеевич оказался рыхловатым тюхой, по виду — никаким не гэбэшником, скорее, младшим научным сотрудником в заштатной лаборатории. Он даже со стула не приподнялся, протянув руку Захару через стол, которым был зажат в углу.
— Присаживайтесь, — кивнул Михаил Сергеевич на один из стульев. Захар, помятуя о заднице Сереги Мануйлова, сожженной ипритом, сказал «благодарю», обошел указанный стул и сел на соседний. И сразу успокоился.
Затеялся бездарный и бессмысленный разговор — перебирание имен знакомых, забегаловок, в которых Захар бывал с друзьями, название его диплома, адрес, обстановка и посетители его с Андрюшей мастерской… Да-да, все вы знаете, все видите, и
Вот-вот должен был возникнуть Босота со своей коллекцией (покартинно поименованной, если уж на то пошло?), своей австралийской фермой и назревающим отъездом… Но он не появлялся: ни он, ни Можар, ни туалетно-оружейный магнат Гнатюк… И это было странно, странно, невероятно…
Вдруг, посреди какой-то фразы, оборвав сам себя, Михаил Сергеевич взглянул на часы, снял трубку и, крутанув диск, проговорил совсем другим — собранным голосом:
— Павел Иванович, мы готовы.
И раза два угукнув, положил трубку.
И опять Захар шел — в сопровождении рыхлого мэнээса — по бесконечным пустым коридорам; поднялись они в лифте еще на этаж, опять шли… Ей-богу, не должен бы набирать вес уважаемый Михаил Сергеевич, при таких-то ежедневных прогулках.
Дошли до высоких двойных дверей, которые открылись в комнату с несколькими столами. Из этой комнаты вела еще одна дверь, обитая коричневым дерматином, с табличкой — мелькнули перед глазами золотые буквы —
— Хорошо… иди…