Белая горячка. Delirium Tremens

Поутру Слесаря отвезли на операцию. Но на следующий день не вернули. Как сообщил палате Жизнерадостный Хрен, инфаркт и так далее. Впрочем, «так далее» для Слесаря уже не существовало. В задумчивости Мэн дважды пообедал, своей и слесаревой порцией, и съел все, что принесла ему любвеобильная семья. Чтобы продукты не испортились в случае чего. Вечером ему поставили клизму. Что не обошлось без сложностей. Как-то в больнице оказалось так устроено, что клизму ставили в одном конце коридора, а туалет находился в другом. Поэтому Мэну стоило немалых трудов донести до него два обеда, карбонат, сто граммов масла, баночку красной икры, два пирожных «эклер» и два литра содержимого клизмы. Но все обошлось благополучно. Лежа в сонной тишине на кровати, Мэн вспоминал Швейка.

А утром следующего дня и Мэна повезли на шунтирование левой подвздошной и обеих бедерных артерий. Анестезиолог куда-то уколол, но Мэн остался в сознании, только у него напрочь атрофировалась нижняя часть тела. Это были так называемые «штаны», чтобы избежать полного глубокого наркоза. Из которого выходят не все пожилые люди. Впрочем, Слесарю это не помогло. Перед мордой Мэна повесили занавесочку, чтобы он не видел, как ему вспарывают брюшину и пах, как из них хлещет кровь, как заменяют его забитые бляшками артерии на протезы, как ему переливают кровь. Он ждал инфаркта, но тот решил, что его слишком частое появление может быть неправильно истолковано, и Мэна проигнорировал. Так что Мэн услышал слова: «Отличненько! Пять с плюсом!» Потом занавесочку отодвинули, над Мэном наклонился Жизнерадостный Хрен и сказал:

– Ну, уважаемый, все прошло замечательно. Только не надо было при медсестрах распевать матерные частушки. Кстати, я потом зайду к вам в послеоперационную и запишу третью, восьмую и шестьдесят четвертую.

– Договорились, – согласился Мэн и закрыл глаза.

Когда он их открыл, он уже лежал в отдельном боксе. Прямо перед его глазами стояли оба-два сына и Жизнерадостный Хрен.

– Вот видите, – продемонстрировал он живого Мэна, – нормалек. Будет теперь лекарства получать бесплатно. Как инвалид второй группы.

– Только не надо завидовать, – предупредил сыновей Мэн.

Те поняли, что отец вернулся, и кивнули. Мол, завидовать они не будут, а выпьют за Мэново здоровье.

– А тебе – фиг, – добавил Старший, – а то алкоголь швы разъест.

– Правда? – испугался Мэн.

– Ну, что вы, уважаемый, пока нельзя, – успокоил Жизнерадостный Хрен. – А через месячишко по сорок-пятьдесят граммов для сосудов даже полезно.

Сыновья схватились за головы.

– Зачем вы это ему сказали, – простонали оба в унисон и, понурив головы, удалились. А Мэн стал ждать «через месячишко». Потом он повернул голову, чтобы осмотреться, и увидел слева сидящую на стуле Медсестру. Мэн даже не удивился, каким образом она оказалась в послеоперационном боксе муниципальной больницы, хотя ее место было в оставленном им дурдоме. Только что-то кольнуло, потом ушло, когда Мэн почувствовал ее руку на своей. Стало покойно. Всплыли строки:

В африканских степях, как заключенный,
День и ночь я ищу тот лавр зеленый.
Я так хочу тебя обнять и поскорее
Повести в Коктейль-Холл, что на Бродвее.

– Когда я выйду отсюда, – сказал Мэн, – я поведу тебя в Коктейль-Холл. Мы возьмем по «Маяку», потом по «Шампань-Коблеру». По сорок-пятьдесят граммов мне доктор прописал. Мы спляшем рок-н-ролл, а потом будем ходить по Бродвею, смотреть на молодых стиляг, а потом снимем номер в «Балчуге», одна бизнес-вумен должна мне девять тонн баксов за сценарий шоу по случаю Рождества Христова, и займемся любовью.

– Любовью не занимаются, Мэн. Любовью любят. А заниматься любовью или сексом – это не по-человечески.

– Хорошо, – согласился Мэн, – мы будем любить друг друга, и ты родишь мне ребенка. И это, – вдохновился Мэн, – будет непорочное зачатие.

– Мэн, Мэн, – окоротила его Медсестра, смеясь, – я не Дева Мария, а вы не Дух Святой. О каком непорочном зачатии может идти речь?

– А о таком! – азартно заговорил Мэн. – О каком пороке может идти речь, если Господь приказал нам плодиться и размножаться. Так?

– Так, – согласилась Медсестра.

– У нас с тобой все будет по любви?

– По любви.

– Ну, так какой порок?! Словосочетание «непорочное зачатие» выдумали свихнувшиеся от онанизма импотенты. Во всяком случае в Евангелиях я его не встречал.

– Ну, ладно, ладно, Мэн, так и будет.

Мэн закрыл глаза и пропел:

– Старинный вальс играют
В беседке над рекой.
О, как мы танцевали тогда с тобой.
Шутили до рассвета, смеялись до утра…

И услышал в ответ:

– И кажется, что это все было вчера.