Белая гвардия

— Ну что вы! — воскликнул Акинфиев чересчур живо. — В конце концов, вы военный, а я дворянин, в старые времена люди вроде нас с вами такими наперстками определенно брезговали… Вы не против, если я предложу более… основательную утварь?

— Ничуть, — светски сказал Мазур.

Хозяин поднялся (са-амую чуточку пошатнувшись!), достал из ящика стола уже не крошки-рюмочки, а вполне приличные серебряные чарочки, граммов этак на восемьдесят. Оттуда же извлек фарфоровое блюдце, где лежала горка покромсанных ломтиков сыра и ветчины, кучка шоколадных конфет без оберток. Это уже ничуть не походило на кулинарные изыскания темнокожей горничной, обычно им подававшей, — та даже столь немудреную закуску расположила бы красивейшим образом, на манер японской икебаны. Точно, мысленно прокомментировал Мазур с большим знанием дела, мужик пошел вразнос… Тихушничает, надо полагать, умело — коли уж об этой его склонности даже всезнающий Лаврик не обмолвился. А уж он-то, когда подумывал, не вербануть ли его антикварное сиятельство, материала нагреб немало…

— Вот теперь, полагаю, можно и чокнуться, — сказал князь, протягивая к нему стопочку. — Русские люди, что же…

И высосал, даже не поморщившись. Мазур окончательно утвердился в своих догадках — и тоже мимо рта не пронес.

— У меня к вам небольшая просьба, Кирилл Степанович, — сказал князь, когда оба закурили. — Можно смело сказать, пустяковая. Если вы, разумеется, сегодня не заняты по службе… Понимаете ли, Танюшка, поддавшись всеобщему поветрию, тоже возжелала посетить ваш эсминец… — он подпустил в голос чуточку сарказма. — На который ваши комиссары устраивают экскурсии для любого желающего… Я ей, конечно же, не могу да и не собираюсь препятствовать, но, видите ли, этикет… Девушка из общества не может посещать места вроде военного корабля в одиночку. Вы бы не согласились ей сопутствовать? Вы, с какой стороны ни смотри, тоже человек из общества, самая подходящая кандидатура…

«Так-так, — сказал себе Мазур. — Если у нее все же есть друг, отчего же понадобился он, Мазур? Или папенька про друга не знает? Мало ли какого друга могла себе отыскать насквозь современная девушка из общества?»

— Бога ради, Илларион Петрович, — сказал он, не раздумывая. — Я сегодня служебными обязанностями не отягощен совершенно. Так что — с превеликой радостью.

Он ничуть не кривил душой — именно что с превеликой радостью прогулялся бы с Таней по городу и по кораблю. Только, вот ведь, черт, устав… Гвардейский. Местный. Который требует, чтобы гвардейский офицер появлялся среди иностранных военных непременно в парадном мундире. В данный момент Мазур именно что местный гвардейский офицер, а на «Ворошилове» — иностранные военные. Именно таковы инструкции родного начальства: четко оговорено — когда ты в советской форме, ведешь себя соответственно, ну, а когда выступаешь в качестве местного, изволь соблюдать местный устав до буковки. Дурдом, откровенно говоря, ну да с начальством не спорят…

— Вы меня чрезвычайно обяжете, Кирилл Степанович! — воскликнул князь и, как следовало ожидать, наполнил стопки. Осушив свою, он отрешенным взглядом уставился куда-то через плечо Мазура. Мазур, конечно, оборачиваться не стал, но прекрасно знал, что там, за его спиной, висит портрет Таниной матери, той самой очаровательной француженки.

Она погибла в неполных тридцать, в шестьдесят шестом, во время того дурацкого мятежа. Все вспыхнуло неожиданно, путчисты атаковали сразу десяток государственных контор в центре города, паля на африканский манер — наугад и длиннющими очередями. Парашютисты президента, очень быстро примчавшиеся на джипах, тоже лупили куда глаза глядят — и от случайных пуль, прежде чем все кончилось, полегло немало случайных прохожих. Может, сегодня как раз годовщина? Таких тонкостей вроде точных дат Лаврик ему не рассказывал — да и к чему?

— Илларион Петрович… — сказал Мазур осторожно. — А что же вы сами не поедете с ней на эсминец? Посмотрели бы, какие у нас сейчас корабли… Вы ведь сын морского офицера, неужели не интересно? Будь здесь идейные причины, ненавидь вы нас всех, вы бы меня домой не приглашали…