Белая кобра

Шел я по улицам и думал, почему получилось так, что я как-то неожиданно и незаметно для самого себя разлюбил этот город? Я всматривался в окружающее, разглядывал дома, деревья, вывески, и наконец понял. Я не разлюбил этот город Москву, просто пока я не смог полюбить другой город, который по-прежнему назывался Москвой, но почти ничего общего с ней не имел. Когда я пять лет назад уезжал на войну, я уехал из одного города, а вернулся совершенно в другой. Вернулся я в город, гуляя по центру которого постоянно хотелось прижаться к стеночке, чтобы кого-то не испачкать. Появились сотни магазинов, куда я просто не рискнул бы зайти.

Город изуродовали памятниками-монстрами, пугающими своей разухабистостью, заляпали чужой рекламой, вместо того, чтобы реставрировать - просто перестроили. Один "офонаревший" Арбат чего стоит. Вот почему я так резко разлюбил этот город.

И я подумал еще, что если смогли подменить такой огромный город, то не подменили ли заодно и всю страну, а с ней и нас всех...? По крайней мере, себя я что-то тоже резко разлюбил, на что были основательные причины.

Незаметно для себя я слегка заплутал, петляя по улочкам. Слишком спешил уйти от своих друзей-соперников, боялся, что они бросятся в погоню, не пожелав так легко проситься с деньгами. Вышел к какому-то скверу, где под горку шла песчаная утоптанная дорожка, а в конце её - большой красивый пруд. Сквер был тихий и торжественно красивый, как зрелая женщина, которая точно знает, что она красива. Такая женщина спокойно, без лишнего раздражающего кокетства разрешает любоваться собой.

Оглядевшись, я заметил телефон-автомат, который до сих пор работал на жетонах, я достал жетончик и позвонил.

После звонка я купил в маленькой палатке на углу бутылку минералки, пару горячих хот-догов, только сейчас почувствовав, что очень проголодался, и пошел вниз по дорожке, с удовольствием впиваясь зубами в мягкий вкусный хлеб. Возле пруда я выбрал себе свободную скамейку поближе к прохладной воде и сел, открыл бутылку, пил мелкими глотками колкие пузырьки, ел, и позабыв обо всем на свете, смотрел на спокойную воду...

- Здравствуй, Костя, - прошелестело у меня над ухом.

Не поворачивая головы, я машинально кивнул в ответ и тут же вздрогнул, оглянувшись, хотя и ждал.

Сердце мое оборвалось и покатилось под ноги, скатившись по дорожке и ухнув в холодную воду тихого пруда. Я задохнулся от холода, и дыхание мое прервалось на ближайшие несколько столетий.

Рядом со мной сидела моя жена Маша. Та самая, на которой я женился, а потом пил, гонялся за деньгами, а потерял её. Я посмотрел на неё и сказал:

- Здравствуй...

И надолго замолчал. Я так много собирался сказать ей, что все это никак не помещалось в слова, которые я безуспешно пытался подобрать.

Она терпеливо и совсем не укоризненно, как я ожидал, смотрела на меня, слегка повернув ко мне голову. Тени раскачивающихся ветвей, и блики близкой воды, и тень ветра, и тени плывущих откуда-то из Гренландии облаков, которые на самом деле ещё только покидали берега этой самой Гренландии, пробегали по её лицу.

- Ты забыл, как меня зовут? - вздохнув, не спросила, а подсказала она, по-своему истолковав мое молчание. - Меня зовут Маша.

- Да, - покорно и тупо согласился я. - Конечно же, Маша. Я помню. Я просто забыл некоторые слова.

- Тогда вспоминай, - терпеливо согласилась она. - Я подожду. Я долго ждала, мне не привыкать.

Мы помолчали, теперь уже вместе с ней, ещё три, или даже четыре века, а потом я спросил. Я должен был спросить её. Это был очень важный вопрос, хотя от её ответа вряд ли что изменилось.

- Ты замужем? - спросил я её, сам не понимая, зачем.

- Конечно, замужем, - тут же буднично ответила она, как о чем-то само собой разумеющемся, и добавила. - За тобой.

- Как ты решилась прийти? - спросил я.

- Ты звал меня все время, - ответила она.

- Я? - удивился я. - Я не звал. Я только полчаса назад позвонил тебе.

- Звал, - уверенно возразила жена. - Я же слышала. Иначе бы я не пришла к тебе.

- Я не знаю, - честно признался я. - Но я не звал. Я только сегодня позвонил.

- Это ты только позвонил сегодня, а звал все время, - упрямо повторила она. - Ты сам не знал об этом. Ты звал. Только ты сам не слышал. Пойдем?

Она встала, и я увидел её всю. Я увидел все те прекрасные ночи, которые мы провели врозь, я увидел всех тех детей, которые у нас с ней не родились оттого, что мы столько прекрасных ночей, которые просто обязаны были провести вместе, провели врозь.

И я встал и сказал послушно:

- Пойдем.

Я даже не спросил, куда мы с ней пойдем. Она сама все сказала. Она была моя жена и знала, когда и что нужно мне говорить. Она сказала:

- Мы пойдем ко мне, потому что твою квартиру опечатали, и тебя искали, приходили и

спрашивали про тебя.

- Кто приходил? - спросил я.

- Сначала милиция, потом плохая милиция, потом бандиты, потом ещё милиция, но это совсем плохая милиция.

- Что они спрашивали у тебя? - спросил я с беспокойством.

- Ты сам знаешь. Про деньги. Про тебя.

- А как ты узнала, что приходили бандиты? Они угрожали? - вот это я мог и не спрашивать.