Белая королева для Наследника костей

— Ты никогда не обращал внимание вот на это? — Моя королева разводит руками, когда мы, въехав на внутренний двор, спешиваемся.

— На что? — стараюсь удивиться я, хоть прекрасно понимаю, о чем она.

— Тишина. И пустота. Неужели только мы двое во всем замке страдаем бессонницей?

Я пожимаю плечами и незаметно для нее сглатываю.

— Боюсь, все твои слуги слишком фанатично и безраздельно верят в то, что по ночам я превращаюсь в полусгнивший труп и пожираю живую плоть, чтобы к утру превратиться в красавца-некроманта.

Она прячет улыбку и качает головой.

— Их нетрудно понять, — говорит она чуть погодя, когда мы неспеша поднимаемся по лестнице.

— Разве ты до сих пор меня боишься? — Краем глаза замечаю тень за колонной и пытливый недовольный взгляд Кэли. Так и знал, что одного словесного наказания определенно будет недостаточно. Что ж, придется напомнить ей, что она слишком часто стала пересекать черту дозволенного.

Не сговариваясь, мы с Мьёль потихоньку, изображая воришек, крадемся на кухню. И в моей памяти невольно всплывают образы: я с мешком в руках несу в дар Крови богов парочку отрезанных голов. Тогда я чувствовал себя едва ли не самым счастливым на свете сметным, которому выпала честь прикоснуться к божеству. И тогда я еще не знал, насколько глубоко осквернен им.

— Кухарка всегда держит здесь вяленое мясо и сыр, — почему-то шепотом говорит Мьёль, ныряя за плотную занавеску. Смутно представляю, что там — кажется, холодная, где хранятся приготовленные на день закуски.

Моя королева скоро возвращается, ставит на стол несколько тарелок — и первой тянет тонкий оранжево-сочный ломтик слабосоленой форели. Кладет его на язык, жмурится, словно кошка, которую щекочут под хвостом во время течки. Боги, что с моей головой?

— Я бы не отказалась от вина, — говорит Мьёль и смущенно кивает на кувшин на столе.

Я рад выполнить ее просьбу. Все что угодно, лишь бы она не возвращалась к тем дурным мыслям.

Какое-то время мы наслаждаемся обществом друг друга, едой и тишиной. Почти идеально, не считая того, что Кэли пробралась и сюда. Я не уверен, что точно определил ее местонахождение, но здесь по меньшей мере три подходящих темных угла. Ее присутствие начинает нервировать: я подвигаю тарелку поближе к Мьёль, как бы между делом поглядывая по сторонам. Ненавижу чувствовать себя под присмотром, под колпаком. Достаточно и тех голосов в голове, которые заставили сделать все те ужасные вещи. Мне до сих пор сложно отождествлять их с Кровью богов. Ведь если разобраться, я окажусь жертвой, влюбившемся в палача. Дважды.

— Ты тоже их видишь? — вдруг говорить Мьёль. На ее губах играет странная улыбка, отрешенный взгляд скользит по стене у меня за спиной.

— Вижу… кого? — переспрашиваю я. На всякий случай озираюсь: на каменной глади танцует лишь легкая тень от света лампы, но как бы я ни пытался — мне не увидеть там ничего.

— Призраков, — говорит Мьёль. Прижимает ладонь к губам, ее глаза расширяются, превращаются в испуганные голубые провалы, зрачки сужаются до размеров игольного ушка. — Они там, в стенах. Они говорят, что мне все равно не уйти от правосудия.

Боги, снова.

— Мьёль, ты просто устала. Тебе нужно выспаться и выпить целебный отвар, который приготовила лекарка.

Я хочу подойти к ней, успокоить — но она шарахается в сторону. Поднимает руки перед глазами, и мы оба видим корку инея на кончиках ее пальцев.

Проклятье!

— Раслер… — Мьёль смотрит на меня сквозь пальцы. Ужас растекается по ее лицу, губы приоткрываются — и облачко пара со свистом вырывается изо рта.

Я привычен к холоду, но мороз пробирает меня до костей. Вся мебель стремительно покрывается белой коркой, по стеклам расползается витиеватый узор. Кувшин на столе с глухим треском лопается, вино растекается по инею, словно кровь.

— Они говорят, что тебе нельзя верить, — шепчет Белая королева. — Говорят… Говорят, что ты убийца.

— Здесь нет никого кроме нас, — стараясь говорить спокойно, уверяю я. Она должна мне поверить, должна подпустить к себе, пока не стало слишком поздно.

— Я могу тебе верить? — Она пятится, случайно наталкивается на шкаф, хватается за деревянную поверхность. С въедливым хрустом лед расползается в стороны от ее пальцев. — Я правда могу тебе верить, Раслер?

— Конечно можешь. — Халтура, ведь я сам себе не верю. — Позволь мне подойти, Мьёль.

— Стой, где стоишь, — шипит она в приступе неконтролируемой злости. И тут же вздрагивает, как будто проснувшись от быстротечного сна. — Они говорят. Голоса говорят, что если я разрешу тебе притронуться ко мне, то снова усну. Что ты уже делал так… раньше. Прятал меня во сне.

В Грезах, если быть точнее. Но она не может этого знать! Ведь никаких голосов не существует.