Белая кошка в светлой комнате

– Потом была война. Детдом собрались эвакуировать. Выехали мы за город, а тут бомбежка, паника, чистое поле – бежать некуда. Под бомбежкой погибла Нюрка. Тогда я первый раз видел, как Никитка плачет. Да я и сам ревел, уж о Дениске говорить нечего. А она лежала, будто устала и прилегла на минуточку отдохнуть, руки раскинула, глаза в небо смотрели. И улыбалась. Аист нас подгонял, чтоб бежали к роще, а мы отойти от Нюрки не могли. Ну, а потом… погрузили нас в товарный вагон и в Германию повезли. Про концлагерь рассказывать не стану, не хочу.

– Вы и там вместе держались? – пытался выудить из деда подробности Щукин.

– Держались. По-другому не выжить было. Детдом с Вороной там нам райским местом казался. Однако мы живучие. Дни были похожи друг на друга… Что о них вспоминать? А вот в сорок четвертом Никиту присмотрела бюргерша. Уж не знаю, как удалось этой фрау, но ей, потерявшей мужа и сына на войне, разрешили выбрать работников. Выбрала она Никиту, он же рослый. Тот начал просить ее и брата взять: мол, мы все умеем делать. Поглядела она на тощего Дениса, видать, пожалела. И взяла. А Никита наглый, стал и меня пристраивать… Знаете, говорят: кому суждено быть повешенным, не утонет. Ох, и повезло нам! Хозяйство у нее было большое – свиньи, коровы, куры, лошадь. За всем уход нужен, а работников – только она и невестка с двумя маленькими детьми. Куда им управиться? Привезла она нас, счастливчиков, в усадьбу, сначала откармливать принялась. Много не давала, говорила – нельзя, от переедания помереть можем. Но мы не крали. Немцы воровства не любили, нам это было известно. Постепенно рожи у нас округлились, а работали от зари до зари. Пасли скот, доили коров, с невесткой хозяйки возили продавать молоко и мясо, выгребали помет из свинарника и коровника. Причем вылизывали до чистой доски, чтоб хозяйка довольна осталась, назад в концлагерь не отвезла. Хорошая тетка нам попалась. Когда пришли наши…

Дед достал сигарету, Вадик поднес ему зажигалку. Кузьма Семенович глубоко затянулся, сбросил часть пепла и вдруг как закатится хохотом…

– Вспомнил курьез один, – сказал он, отсмеявшись. – В сорок пятом мы с Никитой, считай, взрослые были, уж по пятнадцать стукнуло. А Никитка, ну, хорош вырос… И ростом, и лицом, и фигурой удался. Заметил я, что он ждет, когда мы с Дениской спать уляжемся да заснем. Думаю, чего это он нас подгоняет, мол, спите скорей. Однажды притворился я спящим, вижу – Никита шмыг за дверь. Я за ним. Пробираюсь потихоньку, а друг мой в коровник заходит, оглядывается. Думаю: зачем он туда ночью пошел? Щелей в коровнике не имелось, там к скотине хорошо относятся, не как у нас, пришлось мне тоже туда зайти – сильно любопытство заело. У хозяйки внизу коровы, а наверху, под крышей, сено, туда вела лестница. Я по ней взобрался… а на сене невестка хозяйки и Никита… этим делом занимаются! Я кубарем скатился с лестницы, как только они меня не услышали… Никите ничего не сказал – раз сам не похвастал, значит, не хотел, чтоб даже я про его дела знал. Тогда я и понял, почему наша фрау пацанов выбирала. Невестка-то молодая, терять ее фрау не хотелось, стоило мужику появиться, невестка быстренько с ним улеглась бы. А пацанам, которым только еда нужна, не до бабы. Ох, и ошиблась фрау! Баба – она везде баба, хоть немка, хоть наша, а мужика ей подай.

Наполнил Кузьма Семенович снова по рюмочке, ухмыльнулся. Видно, эпизод в коровнике помнил отчетливо. Архип Лукич только пригубил, а дед уже и не настаивал, чтоб он пил до конца, у него собутыльник неплохой попался – Вадик, тот пил запросто.

– Когда пришли наши… – осторожно напомнил Щукин.

– Мы ж домой мечтали податься, – захрустел дед соленым огурцом. – Хотя дома у нас не было. Хозяйка давай уговаривать, чтоб остались, мол, теперь она и платить будет, и кормить. Предупреждала, что в СССР нам не обрадуются. Да куда там… Только… Раньше я этого не говорил, нельзя было, но сейчас скажу: попав домой, мы пожалели, что не остались в Германии. Возвращались в товарном вагоне, мечтали, как начнем учиться и работать. В товарняке к нашей тройке примкнул еще один паренек – Буба. В карты резался как не знаю кто. Карты ему и в концлагере помогли выжить – кто-то из надсмотрщиков увлекался, ну и Буба его партнером был. Парень неплохой, но шулер чистой воды, да живенький, как ртуть. Мы тогда не понимали, почему под охраной едем, а привезли нас в этот город, поселили в бараке с ограждением, принудили работать на шахте. В общем, снова лагерь! По всем статьям концлагерь! Перекличка утром и вечером, перед сменой и после смены, кормежка – легче удавиться, прав никаких. Правда, денег немного давали, на сигареты и водку…

– А начальником над вами был Хижняк, кажется? – подвел к нужной теме Щукин.

– Он, – кивнул дед. – Ух, и гад! Над своими же издевался, натуральный фашист!

– В чем же выражались его издевательства? – подхватил Щукин.