Вывод Ростовского был прост: На флоте подкалывать нужно осторожно, с умом, а реагировать на подколы — с юмором и без зла. А без подколов на флоте не обойтись — подохнешь либо с тоски, либо от перенапряжения!
Место «сомнительно», товарищ командир!
В море выходили практически ежедневно. «Бегали» в ближние от Лиепаи полигоны. Отрабатывали курсовую задачу Л-2. Рано утром играли приготовление и выходили на два―три дня.
После среднего ремонта экипаж продолжал «обживать корпус» в море, создавая привычный подводнику-дизелисту корабельный «комфорт» и оморячиваясь, отрабатывая элементы задачи.
Людей такой распорядок, разумеется, выматывал и, когда лодка вдруг заскакивала в базу, все старались хотя бы на час―два попасть в домашнее тепло. Молодые были, впечатлительные. Некоторые из нас только-только училище закончили. Понять это, я думаю, можно.
Холостяки же спешили в «Черный тюльпан», как называли гостиницу, где они жили. Сообща топили дровами видавший виды чадивший титан, мылись и стирали. Иногда совершенно незатейливо расслаблялись. В эти минуты с удовольствием шла рюмка «шила» на лимонных корочках или на кофе. Очень популярное подводницкое «пойло» того времени.
А утром снова приготовление, снова море, снова — очередной шаг к линейности.
Новый год был уже не за горами. Штатного минера, Диму Гнатюка, отправили в очередной отпуск. Согласно распространенной тогда на флоте поговорке: «вот созрели помидоры — в отпуск двинулись минеры» — не выгорело. И помидоры — давно съедены.
Как говорится — дотянули!
Ну, а так как «корабль без минера, что деревня без дурака», то на этот период на лодку прикомандировали меня, совсем еще зеленого лейтенанта. Заодно и озадачили зачетами на допуск.
Командир, капитан 2 ранга Раздобурдин, был из заслуженных, опытных, пользующихся непререкаемым авторитетом в бригаде и дивизии, офицеров. При первой встрече, оценив меня взглядом, он тихо сказал:
— Надеюсь, лейтенант, зачетные листы у вас есть все. Заведите еще, пожалуйста, и тетрадь по устройству подводной лодки. Зачеты на самостоятельное несение ходовой вахты буду принимать лично.
Больше всего понравился мне офицерский коллектив — дружный, толковый и юморной. Из четырех лейтенантов трое были выпускниками этого года, только из разных училищ.
Особой живостью ума и смекалкой среди офицеров экипажа, выделялся штурман, капитан-лейтенант Володя Павлов. Маленький, толстенький, почти всегда улыбающийся. Умевший красиво пошутить и безобидно разыграть любого, от матроса до офицера включительно.
Окончив училище с «красным дипломом» и являясь лучшим штурманом соединения, он совершенно не рвался к карьере по командной линии. Всегда носил короткие брюки и, зачастую, разного цвета носки. К примеру, черный и синий, а то и коричневый с серым. На смех сослуживцев он, казалось, не реагировал, и вскоре к его чудачествам привыкли даже в штабе.
Зато люди его любили, уважали, и боевая часть у него была лучшей на дивизии.
В то памятное утро приготовление ничем не отличалось от предыдущих. Единственно, по непонятным причинам, опаздывал боцман, мичман Байбаков. Старпом этому факту удивился и выразил штурману свое неудовольствие, приказав разобраться и навести должный порядок.
Минут за 15 до окончания приготовления, наконец, объявился боцман. Совершенно трезвый, однако с приличным «фонарем» под глазом. Встретив боцмана на мостике, Павлов с наигранным восхищением заметил:
— Сколько же, боцман, на свете вещей, которые нам, уже прямо с утра, могут и делают «хорошо»?!
Подняв голову, тот виновато посмотрел на своего начальника, продемонстрировав тем самым всем присутствующим на мостике свой фиолетово-синий «трофей», и тихо спросил:
— Что вы на меня так смотрите?
— Да вот боцман, очень хочется убедиться, что ты — не вымысел! Я от тебя, старичок, просто… худею!!! — смог спокойно вымолвить штурман. — Старпом, понимаешь ли, кипит, как чайник, того и гляди, с носика закапает, а тебя, как Германа, все нет и нет. Прямо, заждались вконец! Теперь-то уж точно он шкурку нам залупит! У меня-то она дубовая, а вот тебе больно будет! Он как раз сейчас в ударе, «скипидарит» всех подряд! И кто же тебя, старче, так «отоварил»?
— Да, моя «курица», то есть жена. Привыкла, видите ли, что каждый день я дома, пока в заводе-то стояли. Теперь, видите ли, ей наш рабочий график не нравится.
— Ну, а ты что?
— Да вот… пытался объяснить… не получилось…
— Не... получилось...!!! — передразнил его штурман. — Обрыдаться от твоей песни можно! Что же ты за мямля-то у меня такой?! Родился бы уж лучше бабой, ходил бы сейчас беременным и уж точно бы сидел дома! А то, смотри, придем с моря, можешь написать рапорт командиру, что тебе и жене хочется райской жизни.
— Это, в каком смысле?
— В смысле — хрен на коромысле! Райская жизнь — это, когда нет понедельников, дежурств, морей, начальников и всегда сам себе хозяин.