Белая кость

Как ни странно, но эта дуэль сблизила их. Тухачевский окончательно понял, что штабс-капитан при кажущейся неказистости может быть очень опасен. Это не означало, что поручик начал искать дружбы или просто расположения. Но он, привыкший третировать людей, стал относиться к Бекешеву как к равному, что уже было для него моральным подвигом. А Дмитрий, со своей стороны, никогда не напоминал поручику о его поражении и держался с ним так же, как и раньше. Они решили вместе бежать.

Тухачевскому пришел в голову план использовать русских солдат, которые занимались хозяйственными работами в лагере. Должны же они помочь соотечественникам! Бекешев вызвался поговорить с ними. До этого момента он даже не подходил к ним — нужды не было, а когда подошел, узнал, что его денщик пережил ночную мясорубку. Сразу исчезло смутное чувство вины перед своим верным солдатом.

— Авдей! — потрясенно проговорил Бекешев, распахивая руки для объятия. — Так ты живой, братец! Я ж тебя похоронил. Боже мой… как же ты уцелел-то?

— Ваше благородие! — расплылся в улыбке солдат и крепко обнял своего командира к удивлению всех стоявших рядом. Они никогда не видели, чтобы рядовой запросто обнимался с офицером. — А я вас тоже… Вот радость-то, вот радость-то…

— Так как ты… A-а! Неважно это. Живой — и все…

— Как?.. А вот так… прикрылся я Копыткиным — помните его?

— Конечно! Я всех вас помню…

— Они в него потыкали штыками и ушли восвояси. В темноте-то меня под ним и не заметили, благо я много меньше комплекцией. Ну а там уже, как сами понимаете, — податься-то все одно некуда. Ну я и сдался…

— Правильно сделал. Жить будешь…

В этот раз Бекешев решил не обращаться ни с какими просьбами. Знал, что Авдей сделает для него возможное и даже невозможное. А пока что сбегал на кухню и принес солдату котелок с кашей, в которой можно было при большом старании выловить даже малюсенькую косточку с несколькими волокнами мяса на ней. Это была его обеденная порция — ничего, не сдохнет, если раз не поест. Авдей отощал на немецких харчах — смотреть на него страшно.

— Братцы, всех накормить все равно не смогу, — Бекешев увидел, с какой жадностью смотрят солдаты на этот котелок. — Пусть хоть один поест. Идите с Богом…

Но Авдей не доел кашу. Почти половину котелка без сожаления отдал товарищам по несчастью.

Когда Бекешев вернулся в свою камеру, Тухачевский сразу же спросил о результатах.

— Понимаете, поручик, я тут своего денщика встретил, которого давно похоронил. Не до просьб было…

— Ну и что? — искренне удивился Тухачевский. — Тем более надо было договариваться. Не понял я вас, штабс-капитан.

Дмитрий открыл было рот для достойного ответа, но проговорил только:

— Завтра поговорю. Успеем еще побегать.

23

Через неделю их вывезли в мусорной телеге, завалив дурно пахнущими рогожами. Они переоделись в гражданское тряпье, которое раздобыли для них солдаты, и пустились в долгий путь на запад. Планировали дойти до Голландии, а там уже станет легче.

Оттуда — до Швеции на пароме, потом в Финляндию, а это уже, можно сказать, Россия.

Бекешев боялся, что Авдей захочет пойти с ним. Готовился к разговору и придумывал возражения. А выяснилось, что Авдей не только никуда не хочет бежать, но даже говорить на эту тему не желает. Солдат твердо решил дожить до конца войны и только потом возвращаться домой. Патриотизм, долг, Россия — все эти слова имели значение для штабс-капитана, но для Авдея они были пустым звуком. У него была обязанность только перед своей семьей — выжить и вернуться. Он раздобыл для Бекешева одежду, спички, нож, обувь — спер где-то пару стоптанных башмаков, которые оказались Дмитрию слегка великоваты, но носить можно было. Поручика тоже не забыли.

Передвигались ночами, отсыпаясь днем в овражках, в хлебах, в лесу. Вот где пригодились уроки старого егеря: Дмитрий быстро сооружал шалаш, тратил не более одной спички, чтобы сотворить костер… Продукты быстро закончились, и беглецы начали было голодать, пока на второй день они не напоролись на зайца. Поручик не успел даже погоревать, что их обед убегает, как Бекешев метнул нож…

— Где вы так научились шкуру снимать? — спросил Тухачевский, наблюдая, как Дмитрий легко свежует зайца.

— На родине. У меня был хороший учитель. Впрочем, почему был… Он и сейчас живой. Егерь. Вы бы видели, как мы с ним шкуру убитого мною медведя делили. Она до сих пор в спальне брата лежит.

— А почему у брата?

— Подарил…

— Вы так любите своего брата…

— Обожаю, — Дмитрий помолчал немного и, как бы закрывая тему братской любви, сказал: — Вы бы, поручик, сделали пока рогатки для вертела.