Белая ласточка

Она вцепилась в пальто, свисавшее с вешалки около двери. Хозяин грубо выталкивал ее за дверь. Нина упиралась, крепко цеплялась за пальто и тараторила :

– Ой, ну постойте же… Она же в больнице!.. Из-за вас все, из-за вас… Вы такое натворили, это же убийство…

– Что?!

Борисов остановился.

– Что такое? – произнес он с нажимом на слово «такое». – Убийство?

Нинка смолкла. Кажется, опять сморозила что-то не то. И взглянуть на Борисова больше не решалась, только все сильнее тянула на себя свисавшее с вешалки пальто.

Хрясь-сь!__раздалось вдруг над головой.

Будто что-то обломилось под самым потолком – показалось ей. На Нину обрушился какой-то ворох вещей.

– И-и! – с испугу взвизгнула она и плюхнулась на пол вместе с пальто, металлической вешалкой, шапкой, шарфами и глухо стукнувшимся о ее голову зонтиком.

– Кажется, вы собирались меня шантажировать?– долетел сверху зловеще-иронический голос Борисова.

– Нет! – отчаянно выкрикнула с полу Нинка. – Ведь она совсем еще ребенок!.. Ребенок же!

– Ого! – все так же произнес Борисов. – Убийство, ребенок… Не слишком ли много для первого раза?

– Чего? – Нинка выбралась из-под вороха одежд, села, почесала затылок и поджала под себя ноги.

– Интересно, – слегка паясничая, продолжал Борисов. – Кто же все-таки убийца и чей ребенок? Неужели во всех этих ужасных злодеяниях повинен именно я? А? Может, мне публично покаяться, а? Что вы предлагаете?..

Нинка обалдело уставилась на Борисова. Она как-то плохо соображала, что делать дальше.

– Может, вы все-таки соизволите подняться с полу, мадам? – сказал Борисов и галантно протянул ей руку. – Чтобы покинуть мое скромное жилище, вам необходимо сначала подняться с полу. Не на карачках же вы поползете отсюда?

Нина загнула в рот свою рыжую прядь и, жуя, пробормотала :

– Ну и ну! Клинический случай…

Ко всем больным приходят родные. Соседку Жанны по палате Лидию Семеновну навещает ее сын Виктор. Жанка давно его заприметила. Вот и накануне: встала, чтобы расчесать волосы, а потом только прошла между койками к окну, глянула во двор – вот он, тут как тут. В дубленке нараспашку, вязаном шарфе – один конец рулоном вокруг шеи, другой болтается чуть не до земли, – долговязый, тонкий, не идет, летит вприпрыжку между белыми тополями. Все ближе к их корпусу. Глянул вверх на «свои» окна, заметил ее, Жанку, замахал большой ладонью, как ластой. Приветствует. Крикнул, улыбаясь, что-то. И Жанке стало вдруг свежо и радостно, будто она у выбитого окна на сквозняке (пока Виктор еще бежит, пока она смотрит на него…) Что-то от взлетевшей птицы, осеннего ветра, косого паруса – во всей повадке его, Жанка не может точно определить, но чувствует это. Летит, летящий весь. И так всегда – даже когда стоит рядом или просто сидит в изголовье материнской койки; и все женщины в палате, поглядывая на Виктора, тоже чувствуют эту его крылатость.

– Лидия Семеновна! – позвала Жанна. – К вам.

Сын всегда приходит к Лидии Семеновне неожиданно, в неприемные дни, и тетя Шура в строгом накрахмаленном халате, который никак не вяжется с ее затрапезным и опухшим рябоватым лицом, за рублевку проводит его в палату.

Жанка вышла в коридор навстречу. С дальнего конца, с оглядкой прикрыв за собой дверь, парень быстро зашагал к палате. Длинный, на ходу приглаживает короткие темные волосы. А лицо у него круглое, глаза – тоже длинные и светлые. Вот поравнялся с ней в коридоре, остановился.

– Жанна, привет! Ну как ты?..

– Привет, – отозвалась она. – Все хорошо.

– Поправляешься?

– Да вроде бы.

– На, это тебе, – он вынул из кармана большущий в шершавой кожуре оранжевый апельсин.

– Ой, да ну тебя! Не надо.

– Держи-держи! Не зря же я его волок, – весело, в упор смотрел на нее, так смотрел, будто не Жанка перед ним, а фотоаппарат, из которого вот-вот «вылетит птичка».

– Волок, – передразнила она. – Подумаешь, тяжесть какая.

«Чего уставился, – подумала, – вечно он меня разглядывает, что я ему, репродукция, что ли?..» На самом деле ей льстило, что он так обалдело на нее смотрит.

– Давай почищу, – взял назад апельсин и стал отдирать ногтями толстую шкуру. Брызнул в лицо дымок сока, свежо пахнуло цитрусом.

– Ешь! – сказал Виктор, и прямо в коридоре стал кормить Жанну апельсином: отделил одну дольку, вложил Жанке в губы. Потом другую. Она послушно брала дольки ртом, сжимала губами, высасывала. Как остро и сладко, как освежает ее апельсиновый сок! А еще больше – это внимание случайного парнишки, его дружеская нежность, его скрытая ласка. Он задерживал над ее губами свою руку, пальцы тихонько гладили ее подбородок и щеку. Ей вдруг так хорошо и дремотно стало, как давно-давно, в детстве, когда мама несла ее, вымытую и теплую, из ванны, завернув в огромное махровое полотенце. Жанке было хорошо и просто с этим Виктором, Витей, как с самой собой. Ладонь Вити легла на ее плечо. Погладила Жаннины плечи и спину… Дверь палаты отворилась. Лидия Семеновна, запахивая синий больничный халат, колченого ковыляла, такая радостная, к сыну. Жанна отскочила от Вити.