Белая ласточка

– Постой, – сказала Лена. – Сейчас официант подойдет. – И, щелкнув пальцами, крикнула пробегающему официанту: – Эй, молодой человек! Кельнер!

Маша сделала вид, что страшно увлечена содержимым сумочки. Выкладывала из нее то расческу, то ключ и аккуратно прятала все это опять в кармашек сумки… Подошел официант. Маша не видела, как Ленка расплачивалась. Ей показалась какая-то ехидца в голосе официанта, когда он вслух подсчитывал их заказ… Обошлось, хватило!

Особенно не хотелось Маше проходить мимо тех ребят, недавних соседей. Гидальго сидели в новой компании, не скучали…

Встала, не оглядываясь пошла к раздевалке.

Ленка догнала ее на остановке. Не смотрели друг на друга. Молча влезли в полупустой автобус. Всю дорогу не перебросились ни словом. «Вот тебе и закатились в кафе, повеселились!» – думала Маша.

Домой они пошли разными дорогами.

Коллега

Заверещал будильник. Уже семь? Галя перевернулась на спину, натянула одеяло. Сонно уставилась в пятнышко на обоях. Каждое утро, просыпаясь, видела это пятнышко – след раздавленного когда-то клопа. Давно уже пора бы сделать ремонт, да маме, конечно, все некогда.

Галке тоже некогда: летом были экзамены, а теперь вот – работа…

Надо вставать. Она спустила ноги, нащупала шлепанцы. Паркет был тусклый, затертый. Галя накинула на плечи халат. Спросонок пошатывало.

Сколько дней осталось до субботы? Кажется, целых два дня. А спать хочется… Вот завалиться бы снова в еще теплую постель и проспать бы целиком эти два дня, которые до субботы.

В коридоре споткнулась о таз, полный обрывков бумаги, – надо бы вынести еще вчера. Сверху валялся клочок с надписью «билет № 11». Это по истории, когда готовилась к экзамену. Теперь все прошло: и экзаменационные страхи, и беготня с устройством на работу…

Свет в уборной не горел: видно, опять полетели пробки. В полутьме нащупала пластмассовый шарик на спусковом рычажке. Этот шарик она в детстве всегда отвинчивала, за что вечно стояла в углу. Но она все равно отвинчивала – из упрямства…

Галка сунула лицо под кран. Пожелтевшую раковину пересекала большая коричневая трещина.

В кухне приятно пахло яичницей и чаем. Мама пересыпала в сахарницу голубоватые кубики быстрорастворимого. Без грима мама казалась очень старой. Худое лицо помятое и несвежее, под глазами синяки.

– Присаживайся, коллега, – весело сказала мама.

Они с Галкой обе работали корректорами.

Только в разных издательствах. И имели разный стаж: мама – двадцать лет, а Галя – два месяца.

– Сейчас, оденусь только.

Галка захлопала по коридору разношенными шлепанцами. Рыжий шкаф, похожий на большого медведя, привычно дремал в комнате с ободранным углом: сюда Галку в детстве ставили после очередной взбучки, и она от злости сдирала обои. Мама их заклеивала, а Галка снова сдирала, и наконец мама махнула на обои рукой…

Галка распахнула зеркальную дверцу – шкафий глаз, как она говорила, когда была маленькая. Вытащила свое синее с полосками платье. Сама его в прошлом году заузила и подкоротила. Раньше ходила в нем на школьные вечера, теперь – на работу… Застегнула ремешок часов. Как всегда, тоскливо взвыла кухонная дверь, задетая плечом.

Мама звонко разбалтывала сахар в красно-коричневом чае.

Раньше Галка думала, что кончит школу и поступит в институт. На филфак. Сразу. Ну, пусть даже и не сразу. Поступают же люди… А вышло вон как. Похоже, что Галке всю жизнь придется проработать в корректорской. Как мама. В первые дни Галка еще занималась, и после работы, и в перерывах. Сотрудницы посмеивались: «Долго так не потянет, выдохнется!» И правда, выдохлась. Глаза болели и слезились, резало в животе, ныл позвоночник. После работы стала сразу заваливаться в постель. Без ужина. Завернется в одеяло и смотрит телевизор. Тупо, не разбирая, что к чему…

– Ну, пора наводить марафет.

Мама быстро размазала крем по лицу, достала из сумочки компактную пудру. С худым, густо набеленным, озабоченным лицом, она напоминала сейчас знаменитого мима Марселя Марсо перед выходом на сцену.

Галка плюнула в тушь для ресниц, зашебуршала щеточкой. От туши больно защипало глаза.

– Между прочим, знаешь, твой отец приехал, – мама мелкими частыми движениями начесывала пегую прядь волос на макушке. – Я тебе вроде говорила, что он был в командировке на Севере…

– Ага. Говорила.

Каждый раз, стоило только маме заговорить об отце, Галка начинала злиться.

А мама любила поговорить об отце. «Наш отец больной человек», или— «вон такая же «Волга», точь-в-точь, как у нашего отца», «У отца – дача в Пицунде», «Отец сейчас отдыхает в Ялте»… Разговоры эти угнетали Галку. Какой же он отец, если за всю жизнь Галка видела его раза четыре, не больше? Ведь он даже не расписан с мамой, вот так «отец». Правда, он изредка помогал деньгами. Будь Галка на месте мамы – оскорбилась бы этими подачками. Но мама, как ни в чем не бывало, брала деньги, да еще и благодарила.

– Мне кажется, наша жизнь скоро должна измениться.