— Ну и как? Овладел?
— Да нет... Все это так, блажь... А может, лишь потому, что соседи. Раз живет рядом пианистка, мол, надо воспользоваться, по принципу — ничего не упустить! Но вообще-то оно не случайно. Он человек музыкальный, поигрывает на балалайке, на разных струнных...
— Как все деревенские...
— Не скажи. У Дмитрия Дмитриевича тяга к искусству природная. Вот, приходя к нам, попивая чаек на кухне с мамой, он, например, поведал нам историю своей...
— Жизни в искусстве?
— Да стой ты, Свет... Не перебивай! Историю своей, так сказать, любви и женитьбы. Уже зрелым воякой влюбился он в юную студентку с истфака.
— Ого! Это уже интересно. Ну давай...
— Я же говорю, он человек занятный.
— А эта репка в брючках и есть там самая Джульетта? Или уже вторая жена?
— Та самая. В том-то и дело!.. Снял ее с учебы, не дал закончить вуз.,. Нет, впрочем, она закончила заочно. В общем, работать ей не дал, а посадил дома. Пусть уют создает...
— И создала?
— Ага!.. Помню, он все с мамой советовался: посылать жену на курсы кройки и шитья? При Доме офицеров у них там все есть. Или послать в кружок художественной вязки...
— А чего? Шить легче, чем изучать древнюю историю. Мать, конечно, спорила с ним... Но он, видишь ли, любитель вязанья! Убеждал, что вологодские кружева — самые лучшие на свете. Его командир дивизии, когда он еще солдатом был, имел жену — великую мастерицу по кружевам. И в квартире у того генерала, даже во временном жилье, все было — в кружевах. Вот и Дмитрий Дмитриевич мечтал, чтобы у него дома — «все в кружевах».
— А жена?
— Что жена? Жена как жена... Говорит, освоила эту науку. Еще и на продажу кое-что шло.
— Вот как!
— Нет, их можно понять, Свет! Времена были трудноватые, еще, кажется, пайки были, карточки. Семья... Люди нуждались...
— Ну уж! Будет тебе военный, да еще хозяйственник, нуждаться. Она-то всегда ела от пуза. Вон какая бомбочка!
— Э, нет! — оживился Виктор. — Это — мой ближайший сосед, и я знаю о нем все. Она в юности страшно худющей была. Щепка! А он решил: «Не беда, откормлю...»
— Ка-ак? — Света далее остановилась. Глянула на Виктора и расхохоталась. — Откорм — это мне знакомо. Дома я гусей откармливала. Объедками. Специальная лоханка стояла во дворе...
— Ну понятно, не перебивай! — заторопился Виктор. — Ясно, у вас там отары... Нет, но он в самом деле маме рассказывал, как задумал жениться на студентке, как она голодала и была очень уж тощей... Сначала даже боялся... Он вообще-то человек хороший, Дмитрий Дмитриевич. Жалко стало девушку. Он ведь жил получше, как офицер.
— И стал прикидывать, — перебила Света. - Стоит ли, мол, или не стоит такую тощую в жены брать? Потянет ли?
— Ну, что ты, не такой уж он расчетливый... Мужик он славный.
— Нет, уж позволь! — возмутилась Света. — Он — все рассчитал! Расчетливый. Сначала, как ты сам сказал, он сомневался: справится ли? Хозяйство ведь, то, се, да еще кружева нужны...
— Света!
— И решил все же рискнуть. Смелый! Решил — взять, но — сначала откормить...
— Ну ладно. Я вижу, Свет, ты завелась. Да бог с ним! — снисходительно отмахнулся Виктор. — Какое нам до него дело, в конце концов...
— И опыт удался. В чем мы только что убедились. Сто десять килограммов живого веса. Мясо выше средней упитанности... А я толстеть не хочу! — воскликнула Света.
Выдернув локоть из-под руки Виктора, она чуть не бегом бросилась к остановке троллейбуса — как раз подходил ее номер.
— Светка, да постой, подождем следующего! — крикнул Виктор вдогонку.
Но Света, не оглядываясь, вскочила в троллейбус и уехала.
В отделе сегодня на редкость пусто. Зинаида в отпуске, Виктор летает по этажам — готовится к отъезду. В помещении только Света... Правда, заглянула Юлька, повела носиком: нет ли чаепития? Ну, мышка еще забежит, своей крошки не упустит.
«А что, — подумалось Свете, — и в самом деле перекусить бы надо. Уже пора... — На эту тему Света размышляла не раз. — Почему это на работе всегда так хочется есть? От нечего делать, что ли? Вот дома или в институте — не так. А здесь только придешь, только разложишься, уже—«курсак пустой», лопать хочется... И все кидаются есть и пить. Любопытно было бы глянуть — в этот самый миг, часов в одиннадцать — во все отсеки министерства зараз. Сделать как бы продольный срез учреждения... И что открылось бы взору очевидца? Всюду, на каждом этаже, в каждой комнате рядовые сотрудники дружно гоняют чаи».
На часах полдвенадцатого. «Что ж, приступим», — сказала Света в пустоту комнаты, понимая, что в этот момент она не одинока. Дело недолгое: с нижней полки канцелярского шкафа достала чашки, ложечки, соломенную плетенку — под бутерброды. Чашек надо побольше! Ведь стоит начать трапезу — знала уже Света, — как из соседних помещений непременно сползутся — и именно к ней, к Свете — неохваченные в своих коллективах одиночки. Ну, конечно, надо обслужить и свое непосредственное начальство, Виктора Векшина, оно давно уже благосклонно санкционировало эту ее роль: кормить и поить себя чаем с бутербродами, раз ей, Свете, так это нравится. Виктор, помнится, так и сказал: