Сколько раз за свою жизнь я возвращался домой!
Но никогда не забыть того приезда из Ростова!
В воскресенье я приехал ночным. Мама, отец и Зина жили тогда у Анны. Старый Слюсарев помер, а женщина, с которой он доживал, тоже уже старуха, ушла к сестре. Старый дом пустовал. Григорий нанял плотников и перекрыл крышу, оштукатурил стены снаружи, обнес двор красивым штакетным забором, провел водопровод, в пристройке поставил «титан» и ванну. Анна с удовольствием поселилась в своем доме. Надоело скитаться по казенным квартирам шахтерских поселков, затерявшихся в степи. Григорий работал начальником «Горняка-1».
Отец устроился сторожем на водокачке, километрах в десяти от поселка. Он жил там неделями и домой наведывался по воскресеньям за харчами помочь маме в огороде и в саду. Мама копалась на грядках, поливала вечерами помидоры и картофель, варила варенье; не забывала покормить кур, собаку и кошку, следила за индюшками, вышагивающими в переулке, заросшем лебедой. Была такая примета: если во дворе колгочит индюк, значит, в доме спокойствие и достаток.
Не могла она сидеть без дела, хотя иной раз и жаловалась, что за многие годы ни разу не выспалась вдоволь. Ноги у нее день и ночь ломит и голова гудом гудит, а руки по самые локти так и ноют.
Мама любила вспоминать молодость, как они жили в селе под Полтавой, как в лунные ночи ходила она с подружками к речке, сидели на крутом берегу и пели о желанных казачках, которые вот-вот должны объявиться…
Алина с мужем и дочкой Томочкой, как и Слюсаревы, вернулись из Краснодона и жили в нашем доме.
Я уже два раза сбегал в магазин, а женщины все мудровали над столом и будто не замечали, как нудится и тяжело вздыхает Григорий.
Павел Толмачев, муж Алины, ходил с отцом по саду и все удивлялся, что яблоки, как налитые и без червей. Сам же запустил наш старый чудесный сад. Одни деревья засохли, а с других плоды опадают не созрев.
Павел работал бухгалтером на шахте и не раз говорил отцу, что навел там финансовый порядок, а то ведь как было? Что Слюсарев захотел…
— Ну и трепач ты, Пашка, — усмехнулся отец. — Что я, Григория не знаю? В свово отца Слюсаря пошел… Голова! Он же с тобой по-хорошему… И не думай, что ежели ты член семьи, так он поблажку даеть…
— И когда он таким был? — Павел хитровато улыбнулся. — Счас разбаловался… Как же! Шишка на ровном месте!..
— Ох, загудишь ты в коногоны, Паша. Их всегда в шахте не хватает.
— Меня в коногоны? — заерепенился Павел. — Да я!.. А кто отчеты составляет?
— Все знаю… Насквозь тебя вижу. Ноне раза два заходил: все под яблоней с книжкой валяешься. С прохладцей живешь, Паша. Ты же здоровый, как бугай!
— От работы кони дохнут, — засмеялся Павел, подпрыгнул и сорвал большое красное яблоко. — Я бухгалтер! Пятилетка — это тебе не старый сад. Без учету никак невозможно! И бухгалтерия, доскональный учет на данном этапе, как говорил Ленин, наипервейшее дело…
— Ну, грамотей! — перебил отец. — Знаешь, что счас не могу проверить.
Из Каменска приехали Владимир и Ксения с Игорем. У нас говорили, что вообще-то Ксения из кубанской станицы и ушла от мужа пьяницы. Здесь в поселке давно жила ее сестра Полина, которая дружила с нашей Алиной и через нее познакомила Ксению с Владимиром.
Ксения часто забегала к нам, когда Владимир служил в Персияновке. Постучит в окно и спросит: нет ли письма от Володи? Дайте почитать. Мама переглянется с девчатами:
— Да ты бы зашла, Ксенюшка…
— В другой раз, на работу спешу…
Работала она на вокзале буфетчицей.
— Вот казачка чертова! — скажет мама. — Никогда по-людски не сделает. И Володька, стервец, кого себе нашел! Неужто девчат мало?
Ксения ездила в Персияновку, читала все письма Владимира и ждала его. Когда же поженились, сразу заявила, что не собирается жить на глазах всей родни Владимира. И переехали они в Каменск, где Владимир поступил на химкомбинат слесарем. Ютились на частной квартире в глинобитной хибаре с земляным полом, на берегу Северского Донца, как он сейчас называется. До войны считался просто Северным Донцом. Позже я узнал: ревнители исторической истины разыскали древнейшее описание Московского государства, составленное в шестнадцатом веке, где указано: «Река Донец-Северский, вытекла из чистово поля, от верху Семицы-Донецкия, едучи в Перекоп…»
В Каменске-Шахтинском у Владимира и Ксении родился сын Игорь. Я любил ездить в гости к Владимиру. У него была лодка-плоскодонка, я заплывал на середину реки, валился на горячее дно и пронзительно глядел в белесый расплав неба.
А Степана никто не приглашал. Может, мама закрутилась и не вспомнила о нем, а может, даже радовалась, что его не будет.
Стол ломился от домашних разносолов. Тушеные утки, зимнее сало, молодая жареная и вареная картошка со свежим коровьим маслом, огурчики, лучок, петрушка… Ну и, конечно, вкуснейшая брага маминого приготовления. Владимир привез с собой бутылку спирта. Все были радостны и довольны, что собрались вместе, единой семьей…